Юся и эльф
Шрифт:
— И мы рады, — откашлявшись, ответила Грета. Только голос ее, не усиленный магией, потонул в гомоне толпы.
Гномы заговорили все и сразу.
Кто-то, кажется, обсуждал вчерашние новости, кто-то — Гретин наряд, исполненный в лучших столичных традициях, но здесь, на Северном кряже, неуместный и даже смешной. Досталось и Бжизеку, а щеки Франечки стали краснее свеклы…
— Не обращай внимания, — Эль кивнул старичку, который ерзал, силясь сохранить равновесие. А я разглядела, что кресло и вправду перекосилось. Ножки
Я кивнула.
Практика стало быть… а положение… они говорили и поглядывали на нас, мол, что будем делать среди всей этой толпы разряженных гномов.
— Грета, — довольно громко спросила я. — А ты сильно замуж хочешь?
— Уже не знаю, — сестрица вздохнула и ковырнула розовый камешек, которыми было расшито платье. — А что?
— Меня от такого гостеприимства домой тянет…
И ведь не соврала же.
Бжизек испустил очередной тяжкий вздох, то ли сетуя на мою невоспитанность — нехорошо уходить, даже чаю не попимши, то ли на обстоятельства нынешнего бытия, но Франечка отчаянно закивала.
— Тогда, полагаю, нам стоит вернуться, — произнес Эль, и тут толпа несколько примолкла.
А заодно на ковровой дорожке, постеленной, надо полагать, чтобы гости дорогие с пути не сбились, появилась гномка весьма солидных статей… как солидных… в общем, что вверх, что вширь стати были примерно одинаковы. Платье из алого же, — полагаю, родовые цвета — шелка лишь подчеркивало монументальность фигуры. На внушительной груди возлежала золотая цепь в три ряда, щедро посыпанная драгоценными камнями. В прическе поблескивали алмазы, с ушей свисали массивные серьги.
Золотые браслеты.
Золотые кольца и перстни.
Золотой пояс. И золотые цепочки, с пояса свисавшие. Не удивлюсь, если и туфли ее из золота отлиты.
— Здравствуй, дорогая, — неискренне произнесла гномка, разглядывая Грету и при том щурясь на оба глаза. — Я несказанно счастлива, что ты приняла мое приглашение.
Ага… а уж мы как счастливы.
И главное, толпа резко смолкла. Теперь все, за исключением придремавшего на троне патриарха — бедолага закрутился в подбитую мехом мантию, — смотрели на нас и только на нас.
— Это твоя семья? — поинтересовалась господа Игнера.
— Да, — Грета смутилась. — Это мой… папа… Бжизек…
— Горский, — ответил папенька. — Старший мастер…
Игнера скривилась, то ли ей имя не понравилось, то ли звание, хотя старшего мастера за красивые глаза не дают, особенно полукровке.
— Моя супруга, — он взял под руку Франечку, которая неуклюже присела, изображая столичный книксен. — И моя старшая дочь с женихом…
— Эльфом? — уточнила Игнера, будто до того понятно не было.
— Любовь зла, — меланхолично ответила я.
И как ни странно, ответ этот нашел полное понимание у госпожи Игнеры. Прочие
Сплетничать, небось, будут.
…пускай себе.
— А это? — госпожа Игнера указала на маншула, который стоял тихонько, только хвост слегка подрагивал.
— А это наш котик… — Грета выдержала взгляд потенциальной свекрови. — Моя сестра его сама сделала.
— Сделала? — а вот и новое старое лицо, тот самый советник в алом балахоне.
Колпак его слегка сполз, отчего вид у советника сделался не столько грозный, сколько несколько дурковатый. Сказать, что ли?
Или обидится?
— Юся — некромант, — Грета посмотрела на меня умоляюще. И я кивнула. Как есть некромант. Даже диплом имеется… дома… где-то…
— Некромант — это хорошо… — советник поскреб лоб, намечающуюся лысинку и произнес этак, доверительно: — У нас в пятой шахте чегой-то шебуршится…
…и в этот момент я явственно осознала, что следовало остаться дома.
Нет, нас препроводили не в пятую шахту, ибо шубуршание шубуршанием, а порядок приема гостей, пусть и не самых желанных, был установлен. Нас ждали комнаты — крохотные коморки, в которых и коту-то тесно будет, не говоря уже о людях, но… может, на Северном кряже всех гостей так встречали? Главное, здесь было тепло, сухо и ничего — я проверила — не шубуршалось.
Остальное же…
— Может, все-таки домой? — поинтересовалась я, глядя, как Грета пытается запихнуть чемоданы под низенькую кровать. Впрочем, назвать кроватью настил из досок, на который бросили тонкий соломенный матрасик и прикрыли это сооружение простыночкой, к счастью, чистой, язык не поворачивался. Чемоданы не лезли. Грета злилась.
И расстраивалась.
— Не выпустят, — Эль отобрал чемодан и поставил его в угол. А на него — второй и третий. Это он ловко придумал, получился этакий комод… почти.
Открыть не откроешь, но если Грета про подарки заикнется, то я сама ей шляпную коробку с гребешками на голову надену.
— Почему?
— Потому что тогда у нас будет повод заявить о недостаточном гостеприимстве. И подать иск.
— Это как? — мысль об иске показалась донельзя свежей. Хотя, конечно, отсудить у гномов хотя бы медяшку, это постараться надо…
— Некогда сам Тадеуш Бронзовый топор, восьмой король Подгорный, соизволил путешествовать по своим владениям инкогнито. И прием ему оказали не самый теплый. После чего и появился на свет известный в узких кругах свод Закона о гостеприимстве, — пояснил Эль, озираясь.
Шкафа, чтобы запихнуть на него шляпную коробку, в комнатушке не наблюдалось.
— Тот, кто нарушит его, обязан выплатить виру оскорбленному гостю…
— То есть, они соблюдают закон? — уточнила я.
Вот как-то не вязалось у меня откровенное хамство встречающих с понятиями гостеприимства.