Ютланд, брат Придона
Шрифт:
– Какая разница? Что бы мы ни открыли, все равно пожалеем, что выбрали то, а не другое.
Ютланд в разделе добычи не принимал участия, его дело сопеть в тряпочку, а взяли потому, что место пятого оставалось пустым, с паршивой овцы хоть шерсти клок…
Все четверо галдели, суетились, словно куявы, а не гордые артане, наконец там послышался щелчок, затем один вопль восторга и три вздоха разочарования.
Никониэль гордо вытащил из ящика и вскинул над головой длинный меч и большой как дверь щит. Его поздравляли, Никониэль перехватил взгляд Ютланда и сказал
– Меч и Щит Доблести!.. Мне повезло.
– А нам не очень, – пробормотал Страшнозол, – самострел Титана и двуручный топор Титана… гм…
Ирина сказала сердито:
– А сорок пять светочей? Нам еще никогда столько не выпадало!.. Да я все свои доспехи сделаю уникальными!..
Никониэль спросил Ютланда:
– А что хочешь ты?
Ютланд уже выровнял дыхание и ответил мрачным голосом:
– Поговорить с Водяником.
Никониэль улыбнулся, остальные хохотнули, только Ирина спросила недоверчиво:
– Ты это что, всерьез?
– Да, – ответил Ютланд. – У меня к нему важный вопрос.
Никониэль покачал головой.
– Он тебя просто сожрет. И выплюнет косточки.
– Водяник не так страшен, – вступился Деониссимо, – он же был когда-то человеком! Но его окрутила одна хитрая водяница, как вон тебя Ирина, и он превратился в дива. Не бойся, Ют, он не силен в открытом бою! Другое дело, что болото – его не просто дом, а…
Он умолк и пошевелил пальцами, подбирая слово, мыкал и мычал, наконец Страшнозол сказал нетерпеливо:
– Он хочет сказать, что все болото ему подчинено: грязь, вода, лягушки, кусты и травы, все пиявки и все твари, что живут здесь, вся жестокая и злая магия, благодаря которой уничтожил народ дрягвы и создал этих тварей, которых мы с таким трудом побили… но побили!
Ютланд пожал плечами.
– И что? Разве он не ответит?
Никониэль сказал примирительно:
– Ты хорошо дрался. Но сегодня нам до Водяника не добраться. Думаю, пора возвращаться.
Они переглянулись, Страшнозол проговорил в нерешительности:
– А что… если попробовать завалить Гораглета или Дархана?
Никониэль буркнул:
– Не наглей. Ты же не хотел идти с нами вовсе.
– Да это я вас дразнил, – ответил Страшнозол лихо. – Так что? Попробуем?
Деониссимо сказал задумчиво:
– Вообще-то пока все идет хорошо.
– Слишком хорошо, – сказал Никониэль. – Где-то удача оборвется. Не хочу даже думать.
– Мы его завалим, – сказал Страшнозол. – Драгара завалили, а Гораглет ненамного сильнее.
– Но опаснее, – предупредила Ирина. – Тех мы успеваем увидеть издали, а Гораглет…
Она запнулась на полуслове, Ютланд уловил далекие подрагивания земли, что приближаются в их сторону. Дрожь становится сильнее, почва уже не дрожит, а трясется…
– В стороны! – прокричал Никониэль. – К бою!.. Бить, не дожидаясь команды!
Глава 12
Все разбежались и встали в широкий круг, но еще не успели остановиться и развернуться, как в самом центре земля взлетела вверх огромными комьями, будто ее выбросила некая неведомая
Две огромные твердо уперлись в землю, Ютланд ощутил с холодком по спине, что свалить этого красного, как горящий уголь, ящера непросто, а четыре верхние лапы сразу изготовились хватать и рвать добычу.
Ирина и Деониссимо без команды, как и велел Никониэль, начали стрелять по чудовищу, как только оно выбралось на поверхность. Сам Никониэль повернулся и с диким воплем бросился в бой. Ютланд сжал челюсти, рукоять дубины начала разогреваться в его ладонях, он нанес быстрый удар даже раньше, чем сверкающий меч Никониэля коснулся толстой хитиновой брони.
Сухо треснуло, Гораглет повернул голову и уставился в него жуткими немигающими глазами, укрытыми прозрачной перепонкой, как у змей. Ютланд слышал дикий кровожадный вопль Страшнозола, тот забежал сбоку и отчаянно рубил мечами, однако лезвия отскакивают от твердой брони, зато тяжелый меч Никониэля не рассек, а разрубил, как топором, одну из плит на костяном плече, но там опасно застрял, как топор неумелого дровосека в дереве…
Ютланд прорычал:
– Что смотришь, тварь?..
Он ударил снова, голова Гораглета метнулась в сторону, он покачнулся, но устоял. Ирина что-то выкрикивала, от нее шары летят, догоняя друг друга, а стрелы Деониссимо втыкаются в броню красного ящера так часто, что он стал похожим на утыканную иголками подушечку.
Никониэль с усилием вытащил меч и начал остервенело рубить, целясь в шею, там под его богатырскими ударами сухо трещат и раскалываются пластинки. Гораглет наконец повернул к нему голову, моментально распахнул пасть и стремительно метнул ее к человеку. Никониэль успел укрыться за щитом, однако зубы Гораглета впились в железный щит, как в деревянную доску. Раздался треск сминаемого металла, кусок щита исчез в пасти.
Ютланд ударил снова, снова и снова, и с каждым ударом чувствовал, что ярость распирает изнутри, удары становятся все сокрушительнее. Голову Гораглета мотало, как репейник на измочаленном стебле, а удары всех пятерых наконец отыскали щели, а кое-где и прорубили щитки. Гораглет ревел, кровь потекла обильно, он попытался зарыться в землю, однако Ютланд с такой силой ударил снизу вверх в нижнюю челюсть, что ящера буквально выдернуло из уже появившейся норы.
Никониэль и Страшнозол наконец вонзили мечи в горло чудовища, а Страшнозол еще и всадил кинжал с длинным лезвием в едва заметное темное пятнышко на темени Гораглета, там свободное от костей место, так называемый родничок.
Ящер хрипло взревел, тяжело рухнул на бок. Ютланду на ноги брызнуло жидкой грязью. Лапы чудовища несколько раз дернулись, загребая грязную землю и гниющие болотные растения, вытянулись и застыли.
Никониэль бросил на землю щит с отгрызенным краем, устало вытер потное лицо. На щеке остались широкие полосы грязи.