Ютланд, брат Придона
Шрифт:
– И что?
Он сказал неохотно:
– Через Чащобу нельзя.
– Почему?
– Ну, – протянул он, – волки там особенно крупные… А еще сам Чащобник.
– Див?
– Да, – буркнул он. – Там и чаща особенная, помогает ему.
Она сказала с издевкой:
– И волки крупные, а Чащобник ужасный… Ты в самом деле веришь в таких существ?
Он пожал плечами.
– Я верю в то, что вижу. И верю, что увижу еще больше.
Она презрительно хмыкнула.
– Дикари… В цивилизованных странах даже простых волков не осталось. И медведей почти всех
Конь пошел быстрее, камни стали попадаться мельче. Высокая гряда опустилась и незаметно перешла в ровную степь. Ютланд ехал прямо недолго, всмотрелся и резко свернул влево.
Мелизенда спросила рассерженно:
– А сейчас почему сворачиваешь? Так будем ехать о-о-о-очень долго!
Он кивнул вперед.
– Там болото.
Она всмотрелась в ровный луг, в мирно летающих птичек, стрекоз с блестящими крылышками, суматошных бабочек, что своими рывками из стороны в сторону не дают птицах ухватить себя, те всегда промахиваются…
– Ты просто, – произнесла она медленно с подозрением, – не хочешь ехать в Вантит, верно?
Он отрубил зло:
– Мы как раз сейчас и едем в твой Вантит! По прямой… насколько можно. А это не такое уж и большое болото…
– Ты назвал Вантит болотом?
Он тяжело вздохнул, перевел дыхание и, вытянув вперед руку, сказал терпеливо:
– Вон болото, видишь?.. А во-о-он там кончается. Сейчас объедем и снова помчимся прямо.
Она завопила:
– Никакого болота там нет!.. Ты все выдумал!..
– Зачем?
– Чтобы пугать меня, – прокричала она так, что у него зазвенело в ушах. – Чтобы бахвалиться своей властью! Езжай прямо! Я говорю, никакого болота там нет!.. Что, попался?
Он стиснул челюсти, ярость начала подниматься из глубин души, черная и тяжелая.
– Хорошо, – прошипел он так люто, словно сам стал царицей Змей. – Алац, вперед!
Конь посмотрел на него с недоумением, но Ютланд нетерпеливо ударил в бока пятками. Конь прыгнул, на третьем скачке толстый ковер мха прорвался, и они с головой ухнули в липкую зловонную грязь. Конь, бешено работая ногами, тут же вынырнул и, высоко задирая голову, поплыл в жутком фонтане вздымающихся брызг дальше, разбивая копытами зеленый ковер, что покрывает, оказывается, совсем не твердую землю, а гнилую воду.
Ютланд крепко держал насмерть перепуганную принцессу, что успела хватить широко раскрытым ртом гнилой воды. Она визжала и цеплялась за него, то ли страшась болота, то ли перепугавшись, что в ярости сбросит в это зловоние и оставит здесь навсегда.
Алац, мощно работая передними ногами, двигался по прямой, берег с растущими деревцами приближается, но и конь уже устал, сперва плыл, держа над поверхностью голову и грудь, а теперь только голову.
Ютланд соскользнул с седла и поплыл по грязи рядом. Мелизенда легла на конскую шею и цеплялась за нее обеими руками, Ютланд придерживал принцессу одной рукой.
Наконец дно начало приподниматься, но копыта увязали в топи, конь хрипел, стонал, двигался с огромным трудом, наконец выбрался, весь облепленный грязью настолько зловонной, что Мелизенда тут же выблевала все, что у нее было
Ютланд выполз, с трудом поднялся на ноги, даже вместо лица маска из грязи, в волосах болотные растения, какие-то толстые черви, Мелизенда с ужасом узнала пиявку, и ее стошнило снова.
Потом он исчез, она сидела жалкая и растерянная, наконец он вернулся уже чистый, свистнул коню, и они ушли все трое, хотя хорт в болото не полез, обогнул по широкой дуге, и теперь смотрел на всех с отвращением высокорожденного.
Когда наконец пришли, вымытый конь блестит, как круто сваренное и очищенное яичко, все трое смотрели на нее издали и явно брезговали подходить.
Наконец Ютланд сказал холодно:
– На твое счастье вон там близко ручей. А чуть ниже в нем есть яма. Там поместишься вся.
Она опустила голову и, стараясь ни с кем не встречаться взглядом, пошла маленькая и жалобная в указанном направлении. Ручей в самом деле с кристально чистой водой. Ледяной. Она окоченела, пока отмывалась, вода сразу стала черной, пришлось вылезать и ждать, когда грязь уплывет вниз, потом влезать снова и снова. Одежду пришлось стирать самой, чего никогда не могла себе представить, от непривычки стерла пальцы до волдырей.
Когда вернулась, все трое посмотрели на нее сверху вниз, даже хорт.
Ютланд сказал подчеркнуто вежливо:
– Готова? Теперь в самом деле можно ехать. Без обеда.
Она пробормотала, не поднимая головы:
– Почему? Ты меня наказываешь?
– Я? – удивился он. – Ты сама себя наказала. Харчи все утонули. И не думаю, что полезешь доставать.
Она уставилась в его холодное лицо триумфатора, и хотя ничего не добавил, но знаем эти не добавил, внутри себя ржет во все горло, насмехается, дурак, грязный пастух. Дубина…
Она завизжала:
– Лучше бы меня захватили тогда разбойники, чем ехать с тобой!
Ютланд дернулся, лицо окаменело, заострилось, глаза стали темными. Она чувствовала, что ярость уже вспыхнула в нем, как сухое сено, в которое швырнули пылающий факел, но не могла остановиться, сказать себе, что неправа была как раз она…
– Ты в самом деле так думаешь? – спросил он люто.
– Да! – выпалила она ему в лицо. – Зачем ты меня тогда ухватил на коня и увез?
Он сам чувствовал, как от ярости кровь бросилась в голову, а в глазницах начинает жечь, словно туда вложили раскаленные угли. Мелизенда вздрогнула, но продолжала смотреть бестрепетно в его лицо, что задергалось в болезненных судорогах.
Ютланд страшно скрипел зубами, кулаки сжались с такой силой, что ногти врезались в ладони, темная ярость продолжала ломать плотину в мозгу… но та впервые выдерживала натиск.
– Знаешь, – ответил он сквозь стиснутые челюсти, – сам жалею. Что я за дурак? Зачем послушался того сумасшедшего? У меня своя дорога, я только ехал мимо. Я не вантиец, там не мое королевство, ты не моя принцесса. Так что оставайся, а я поеду по своим делам. Либо отвезу до ближайшего патруля.
Он свистнул, конь и хорт подбежали вместе, молчаливые и страшные. Ютланд взялся за седло и поставил ногу в стремя.