Южная Африка. Прогулки на краю света
Шрифт:
Лондон — с его контрастом роскоши и нищеты, с причудливым смешением города и деревни — был столицей Англии. А от него во все стороны протянулись дороги, по которым бродили негодующие коббеты. Дороги эти вели в английскую глубинку, к старинным сельским усадьбам и красно-кирпичным фабричным городкам. В те дни в ручьях еще водилась форель, а в лесах фазаны, но из фабричных труб уже вовсю валил черный дым. Еще были живы старые джентльмены, носившие парики и читавшие в подлиннике Горация и Вергилия. Однако уже появилось поколение новых сквайров, которые исчисляли свой доход не пудами зерна и поголовьем коров, а количеством установленных станков и объемом валовой продукции.
Бок
Казалось бы, англичане все сделали правильно: совершили у себя промышленную революцию, разделались с Наполеоном и упрятали смутьяна на остров Святой Елены. Но почему-то вожделенный золотой век так и не наступил! В чем причина? Где обещанные мир и благоденствие? В 1819 году англичане с удивлением обнаружили, что мир, которого они так долго ждали, оказался пострашнее войны. Фабрики и заводы простаивали. Безработица росла, и наперегонки с ней росли цены. К ветеранам Трафальгарской битвы присоединились ветераны Ватерлоо — они вместе сидели на бордюрных камнях с протянутой рукой. Гармония и равновесие прежней патриархальной жизни оказались безвозвратно утраченными. Да и сами люди кардинальным образом изменились. В нынешних фабричных рабочих, измученных и озлобленных, трудно было узнать сыновей прежних — сытых и благодушных — извозчиков и пастухов.
Стоит ли удивляться, что поколение людей, привыкшее все хвори лечить с помощью пиявок, и в данной ситуации решило прибегнуть к своеобразному кровопусканию? Спасение от всех бед оно усмотрело в эмиграции. За последние шестьдесят лет население страны практически удвоилось. Страна стала слишком маленькой для такого количества англичан. Значит, долой лишних людей! Отправить их в Канаду или на Кап! В результате тысячи британских бедняков, не имевших возможности прокормить самих себя и свои семьи, начали подумывать о том, чтобы сняться с места и искать счастья на чужбине. К ним присоединились и другие — те, кто не смог (или не пожелал) приспособиться к новым веяниям в родной стране.
Переселенцы 1820 года составляли лишь часть широкомасштабной схемы эмиграции, субсидируемой государством. Охваченная послевоенной депрессией Англия страдала от стихийной, неконтролируемой эмиграции. В Соединенные Штаты сбежало такое количество народа (только в 1819 году туда выезжали по двести человек в неделю), что правительство встревожилось. Оно решило таким образом перенаправить поток беженцев, чтобы империя не лишалась своих подданных. Канада и Капская колония казались на тот момент единственно приемлемыми местами. Вопрос обсуждался в парламенте. Сторонники эмиграции на Кап цинично доказывали целесообразность создания нового поселения британских колонистов на восточной границе: оно-де создаст дополнительную защиту от наседавших племен банту. А не в меру щепетильным гуманистам, вроде депутата Уилберфорса, подкинули приманку в виде «душераздирающих свидетельств» той непомерной жестокости, которую бездушные голландцы проявляют по отношению к местному населению (именно таким образом они заручились поддержкой Уилберфорса, этого честнейшего из англичан, и всей его фракции).
Вслед за тем была проведена
В министерство по делам колоний поступило такое количество заявок на выезд, что правительство приняло решение выпускать эмигрантов только группами не менее десяти человек в каждой. Каждая группа должна была иметь собственного лидера — так называемого «главу партии», который ведал вопросами финансов, дисциплины и пр. Все выезжавшие обязаны были внести сумму в размере десяти фунтов, которая возвращалась им по прибытии в Южную Африку. Взамен каждому колонисту гарантировалось получение земельного участка в сто акров.
По всей Британии формировались группы, зачастую они превышали заявленный минимум в десять человек. В качестве лидеров выступали крестьяне и фабричные рабочие, бывшие офицеры и недовольные своим положением представители джентри. Многие помещики набирали попутчиков из числа собственных слуг и вассалов, так что фактически выезжали всем домом, организованным по староанглийскому образцу.
Основную часть претендентов составляли, конечно же, лондонцы и жители прочих крупных городов. Однако к ним присоединилось немало сельских ремесленников и батраков. Тот факт, что большинство потенциальных колонистов не имели отношения к сельскому хозяйству, в 1820 году не имел решающего значения: ведь все эти люди были горожанами лишь в первом поколении и пока еще не успели растерять деревенских навыков. Было подано свыше 80 тысяч заявок — именно столько англичан изъявили желание эмигрировать на Кап. Однако разрешение на выезд получили лишь 3487 человек.
Итак, партия переселенцев 1820 года погрузилась на корабли и сквозь декабрьскую непогоду двинулась навстречу новой жизни. Интересно, что отъезд их совпал по времени с фактическим окончанием восемнадцатого столетия. Эхо недавних мятежей и громкие призывы к «радикальным реформам» — те самые звуки, в которых ухо герцога Веллингтона улавливало лишь бой эшафотных барабанов, — на самом деле знаменовали собой незримое рождение новой прослойки, английского среднего класса.
И хотя в тот момент никто еще этого не знал (да и не мог знать), но будущее Англии было уже не просто предопределено, но и отлично спланировано! Ибо в то самое время, когда корабли с переселенцами медленно скользили по водам Темзы, в Кенсингтонском дворце подрастало «замечательно здоровое дитя» — семимесячная девочка по имени Виктория. И были два мальчика — один пятнадцатилетний школьник из Уолтемстоу и другой, десяти лет от роду, в Ливерпуле. Первый мальчик носил экзотическое имя Бенджамина Дизраэли, второго же звали Уильям Юарт Гладстон.
Путешествие протекало не так уж плохо. Правда, в самом начале плавания случилось два неприятных инцидента: сначала один корабль возле Гудвинса сел на мель, но был вовремя оттуда снят; а затем другой налетел на скалы как раз напротив Гринвичского Королевского госпиталя. Появление маленькой флотилии у берегов Кабо-Верде вызвало переполох: британских переселенцев по ошибке приняли за пиратов и обстреляли. Слава богу, береговая батарея не отличалась особой меткостью — лишь одно ядро угодило в плотницкую каюту и повредило инструменты.