Южнее реки Бенхай
Шрифт:
Однако американские юристы, наторевшие в толковании законов и в распутывании самых запутанных юридических положений, быстро разобрались в новом проекте, увидев в нем подкоп под статус президента, что могло бросить тень на американскую систему правления, отвечающую самым высоким требованиям демократии свободного мира.
— Мы с глубоким интересом, господин премьер, изучили проект конституции, любезно предоставленный вами для ознакомления. Наши специалисты государственного права дают проекту самую высокую и лестную оценку.
Нгуен Као Ки почувствовал, как внутри у него поднимается радость, он был уже готов выразить благодарность послу, как тот вылил на него добрый ушат ледяной
— Есть только одно замечание, — по-дружески держа премьера под руку, проговорил посол, — но оно не принципиального, скорее процедурного характера. Надо несколько четче выразить правильную мысль, заложенную в проекте, — о первичности законодательной власти. Повторяю: комиссия прекрасно поработала над проектом. Верю, что тут не обошлось без вашего, господин премьер, острого ума и глубокого понимания роли демократических принципов государства. Но небольшие уточнения формулировок сделают конституцию выдающимся документом, и ваше имя займет в истории место рядом с великими законодателями.
Лодж, с выражением преувеличенной радости направившийся к какому-то второразрядному дипломату, оставил, любезно извинившись, премьера беседовать со своей супругой, все сказал не столько словами, сколько тоном, которым они произносились. Беседуя с первой леди дипломатического корпуса, премьер будто ощутил подземный толчок. Он вспомнил полученное в канун Нового года анонимное письмо, в котором были почти пророческие слова: «В год козла и земли чрезвычайная прыть может привести к тому, что земная твердь выскользнет из-под ног». Тогда он подумал, что эта цитата из какого-нибудь гороскопа. Теперь он понял, что тут пахнет другим.
Через несколько дней после памятного разговора посол сообщил, что президент Соединенных Штатов, отмечая выдающиеся заслуги премьер-министра Республики Вьетнам в совместной борьбе за идеалы свободы и де-
мократии, удостоил его высокой награды, вручить которую президент рассчитывает лично в Гонолулу.
Принимая поздравления, Нгуен Као Ки не переставал думать, почему же все-таки стали падать его акции. Награда — это лишь оболочка горькой пилюли, сама пилюля — это ставка, видимо, на его противника — Тхиеу. Может быть, причиной этого были его высказывания в адрес американцев, подвергающие сомнению их методы ведения войны с Вьетконгом и Ханоем? Но он же критикует Вашингтон не с тех позиций, которых придерживаются даже их верные западные союзники, шокированные якобы бесчеловечностью войны, слишком варварскими ее методами. Он, премьер Республики Вьетнам, не устает повторять, что Америка должна ужесточить свои удары, стереть в порошок так называемую Демократическую Республику Вьетнам, не оставить в ней камня на камне. А когда она будет сломлена, поставлена на колени и прекратит существование как политическая сила и тыл Вьетконга, тогда не будет никаких трудностей для наведения порядка в Южном Вьетнаме, где не должно быть ни одного коммуниста. Вытравить даже мысль о коммунизме! Но делать эту нелегкую работу надо, не дожидаясь, когда Ханой упадет на колени и попросит пощады. Поэтому, как говорят все, талантливый генерал Нгуен Као Ки в прошлом году на встрече в Гонолулу бросил мысль об увеличении численности американского экспедиционного корпуса и расширении зон бомбардировок и применении отравляющих веществ для уничтожения вьетконговских баз. Но ведь такого же мнения придерживается и генерал Уэстморленд, бомбардирующий Пентагон просьбами о посылке дополнительных войск.
Вполне возможно, кое-кому из высокопоставленных американцев не нравятся его высказывания, им, вероятно, стыдно, что, бросив силы на подавление заразы коммунизма в Южном Вьетнаме, они не добились больших успехов,
— Да, господин вице-президент, вы можете себе представить такую ситуацию: мы сидим с вами вот в этой уютной комнате, ведем дружескую беседу, а окопавшиеся за стеной коммунисты готовятся взорвать нас с вами?
Вице-президент рассмеялся, но смех был натянутый.
— При желании представить можно даже такую ситуацию, но мы же не за этим прислали вам на помощь свои дивизии. Поэтому вашу шутку я расцениваю как крайне гиперболическую.
Нгуен Као Ки согнал с лица сладко-вежливую улыбку.
— В нескольких километрах от этого дворца, господин вице-президент, находится одна из сильных баз коммунистов— район Кути. Мы просим, чтобы американское командование взялось за ее уничтожение.
— Простите, господин Ки, — сказал вице-президент, — мы помогли вам создать сильные, прекрасно вооруженные армию и полицию. Неужели они не могут справиться с внутренними врагами, окопавшимися, как вы говорите, рядом с президентским дворцом?
— Не могут, — откровенно признался премьер, — нет у них таких сил, чтобы справиться. Мы ведем аресты, но всех не арестуешь, да и что толку в арестах?
На память Нгуен Као Ки пришли протоколы допросов арестованных, «самых заядлых коммунистических агитаторов», как писал начальник полиции в сопроводи-гсльном письме. И что же говорят арестованные? «Мой муж был на рисовом поле. Полицейские схватили его и стали спрашивать, не знает ли он, где поблизости прячутся вьетконговцы, и нет ли у него сыновей, которые ушли с ними. Мой муж—‘простой крестьянин, откуда ему знать о каких-то вьетконговцах? Тогда полицейские стали его пытать, но он все равно ничего не мог сказать. И они его закололи штыком. За что?»
Нгуен Као Ки вспомнил, что на полях этой бумаги написал: «За то, что он коммунист. И жену бы отправить вслед за ним». Возможно, полицейские выполнили это распоряжение.
Или еще: «Мы тут живем с незапамятных времен. Мои отец, дед и прадед и все родственники работали на этой земле. Здесь лежат их кости и будут лежать, даже если эти дьяволы-янки и их вьетнамские прихвостни разворотят могилы своими бомбами, снарядами и танками. Я тоже буду здесь жить и ждать, когда уберутся проклятые янки. А если погибну от их бомб, то по край-
ней мере мои кости останутся на той же земле, в которой похоронены кости моих предков». Начальник полиции сделал к этому приписку: «Расстрелян как ярый коммунист». Премьер добавил: «Правильно!»
Ожили перед его глазами страницы протокола. Они вызывали серьезную тревогу. Люди, которые так думают, так говорят на допросах, — враги. Если победят, они не пощадят ни полицейского, который вел допрос, ни самого премьера. «Мы сеем столько, сколько надо, чтобы жить. У нас уже нет скота, американцы уничтожили наши плуги. Они пашут нашу землю бомбами и снарядами. Мы будем питаться травой и кореньями, будем есть землю, если придется, но никогда не оставим могил наших предков. И если надо, мы будем сражаться, и наши сыновья и внуки будут сражаться до тех пор, пока янки не уберутся с нашей земли». Старику, как сообщил полицейский, было около семидесяти лет. Его расстреляли. И правильно сделали. Разве таких можно переубедить? Полицейские и солдаты, навстречу которым выхо-eii дят вот такие старики и женщины с детьми на руках,