Южнее реки Бенхай

Домогацких Михаил Георгиевич

— Теперь, — сказал Сен Бай, — идите прямо за мной, не отклоняйтесь в сторону, а то можете не заметить ловушку.

Несколько раз они останавливались, Сен Бай осторожно проводил Фам Ланя стороной, хотя тот, как ни старался, не мог обнаружить ни малейшей опасности. «Будто идешь по подгнившему мосту, — подумал он. — Есть сваи, есть настил, а ступи чуть в сторону — и провалишься. Только тут, наверное, дело не кончится так легко, как на мостике через ручей или речушку». Наконец они вышли на открытую местность, и Фам Лань увидел селение. Дома на высоких сваях были беспорядочно разбросаны по склонам: то несколько их толпи лись на пятачке, будто нарочно собравшиеся вместе, то разбегались, оставляя между собой обширное пространство. Между домами темнели, зеленели, желтели обработанные

кусочки земли. Фам Лань узнавал кукурузу, суходольный рис, широкие листья табака, маниок. Вокруг домов было много апельсиновых деревьев. Кое-где высоко взметнулись вверх пальмы. Но на них не было плодов, и Фам Лань, привыкший к кокосовым пальмам, не мог определить, что это за деревья.

Сен Бай, бросив какую-то фразу своему напарнику, сразу свернувшему в сторону, повел Фам Ланя к большему по сравнению с другими, стоявшими чуть в стороне, дому. Он ввел его в огороженный забором двор, по которому разгуливали четыре черных свиньи с животами, волочащимися по земле. Поставив винтовку под навесом, видимо специально предназначенным для оружия, потому что на боковых полках лежали принадлежности для чистки винтовок и стояла пустая коробка из-под патронов, Сен Бай извинился и скрылся за домом, откуда до Фам Ланя донесся его гортанный крик, может быть, условный сигнал отцу.

Ин Бай появился во дворе очень скоро. Он поклонился Фам Ланю, вставшему при его появлении с обрубка дерева, и медленно, будто подыскивая нужные слова из своего запаса, заговорил по-вьетнамски:

— Мой сын сказал, что вы принесли ко мне послание от моих друзей…

Фам Лань несколько опешил — никакого послания у него не было. Так он и ответил Ин Баю.

Немного жестковатое, прорезанное морщинами лицо, на котором особенно выделялись густые, сросшиеся брови, прячущие острые внимательные глаза, сделалось еще жестче. Он бросил быстрый взгляд на сына.

— Отец имеет в виду трубку, — быстро произнес тот.

— О, виноват, уважаемый Ин Бай, я не подумал, что трубка может быть посланием, — он вынул ее из кармана и подал Ин Баю.

Не произнося ни слова, Ин Бай внимательно осмотрел трубку и знаки, выжженные на ней, а потом опустил ее в карман широких черных штанов, сшитых из самотканого материала.

— Пожалуйста, проходите в дом, — пригласил он затем Фам Ланя к лестнице из десятка ступеней, ведущей на открытую площадку, за которой виднелся вход во внутреннее помещение.

Вокруг низенького продолговатого стола на этой площадке, похожей на открытую веранду, стояли совсем низенькие скамеечки. Настил из толстых расщепленных стволов бамбука покрывала легкая плетеная циновка с цветными квадратами, треугольниками и кругами по всему полю.

— Садитесь, как вам удобнее, — предложил Ин Бай и бросил вниз короткую фразу сыну, будто только и ожидавшему распоряжения.

Неторопливо, степенно, молча Ин Бай то скрывался внутри помещения, то появлялся снова, и каждый раз на столике появлялись глиняные чашки, глубокое блюдо, свертки, перевязанные тонкой бамбуковой дранкой. Движения его были легки, неслышны, кажется, он не ходил, а скользил по скрипучему настилу. Фам Лань отметил, что Ин Бай обладает немалой силой, тренирован, закален. Об этом говорила вся его невысокая, поджарая мускулистая фигура.

Наконец появился Сен Бай с запотевшим глиняным горшком в руках. На лице у него светилась улыбка, которая делала его лицо очень мягким, не похожим на отцовское.

— По нашему обычаю, — сказал Ин Бай, — гостя, который пришел из дальних краев, сначала надо угостить, а потом слушать.

Он налил из кувшина Фам Ланю, себе и сыну какой-то мутноватой жидкости и предложил выпить за успешное завершение пути дорогого гостя, и первым выпил до дна. Фам Лань не мог не выпить, хотя он не любил и не умел пить. Но тут были обстоятельства чужт- обычаи, какими бы они ни были, нельзя нарушай, или не уважать. Он почувствовал, что его горло обожгло огнем, но остановиться не мог. Поставив пустую чашку па стол, он потянулся за кусочком вяленого мяса па тарелке и поймал на себе внимательный испытующий взгляд хозяина.

— Очень крепкий куклюй, — сказал он с улыбкой.

— Только

хороших гостей у нас принято угощать таким напитком, — с оттенком добродушия сказал Ин Бай, так и не притронувшийся к закуске, отчего Фам Лань почувствовал себя несколько неудобно. Хозяин заметил это. — Вы — с дороги, поешьте мяса и вот этого, — Ин Бай развернул листья, перевязанные веревочкой, и подал Фам Ланю что-то, напоминающее пирог из клейкого риса.

Он взял кусочек и ощутил во рту вкус хорошо приготовленного, нежного и приятного теста с примесью ароматных плодов и орехов.

Когда с едой было покончено, Ин Бай начал разговор.

— Вы передали мне послание, — по-прежнему называя трубку не соответствующим ее назначению термином, — от моего верного друга и брата. Он говорит, что человек, который его передаст, нуждается в моей помощи и я должен относиться к нему как к другу и брату.

Фам Лань почувствовал, как груз напряженности, тяжесть и неизвестность ожидания, волнения, пережитые в пути, — все отступило, осталось позади. На сердце стало легко и радостно. Он поблагодарил Ин Бая и стал обстоятельно рассказывать, какую задачу поставило перед ним командование и как рассчитывает оно на помощь уважаемого Ин Бая.

И потянулись дни трудной, изнурительной работы. Фам Лань вместе с Ин Баем или в сопровождении его сына обходил огромные пространства этого края, создавая отряды самообороны, укрепляя уже созданные ранее, нацеливая их бойцов на активную борьбу с противником. Фам Лань был один во многих лицах. Он и обучал владеть оружием, которое захватывали у американцев и марионеточных подразделений или покупали за крепкий куклюй и хорошее угощение у падких до развлечений сайгонских солдат из отрядов особого назначе-

ния, рассказывал, какой политики придерживается партия в национальном вопросе, показывал на примерах, во что хотят превратить Центральное плато американцы. Много сил ушло на подбор командирских кадров. Тут надо было проявить максимум такта, понимания внутренних межплеменных взаимоотношений, скрупулезно учитывать, кто и каким авторитетом обладал у своих соплеменников, кто славился как охотник, а кто — как мудрый судья. И тут Ин Бай, как-то само собой ставший во главе объединенного отряда, оказывал неоценимую помощь. Он, кажется, знал не только свое племя седанг, но и людей банар, чамрэ, эдэ и еще многие другие, со всеми находил общий язык, подсказывая Фам Ланю, кого ставить командиром, кого заместителем, кому доверить разведку, а кому дерзкие налеты на гарнизоны марионеточных или даже американских опорных пунктов. Ин Бай гордился, что Фам Лань с почтением обращался к нему как к командиру сводного отряда, но понимал своим острым, практичным умом, что такого отряда никогда бы не создать, если бы не Фам Лань. Именно он учил деревенских парней, как надо воевать. Смелые, отважные, закаленные в походах по охотничьим тропам, парни легко, с видимым удовольствием воспринимали новую науку. Они быстро овладели даже автоматическим оружием, научились метко стрелять, обращаться с гранатами. Но особенно ревностно относились к своим обязанностям минометчики. После одного налета на опорный пункт горцы притащили в свой лагерь три шестидесятимиллиметровых миномета, уж очень они им понравились по внешнему виду, и попросили Фам Ланя научить их пользоваться новым оружием. Но не было ни одной мины. Что такое мины, горцы не понимали. Тогда Фам Лань выстругал из куска дерева образец мины и показал, как, опущенная в трубу миномета, она летит на любое расстояние, в зависимости от угла наклона трубы. Парни загорелись достать мины. Отряд из десяти человек снова пошел на разгромленный опорный пункт и, к своему счастью, нашел ящики с минами нетронутыми. Захватив с собой семь ящиков с минами, смельчаки вернулись в лагерь и получили по всем воинским правилам перед строем всего отряда благодарность Фам Ланя. Гордости их не было границ. Они же и стали минометчиками. Фам Лань, восхищаясь сообразительностью горцев, в течение нескольких дней обучил их азбуке минометной стрельбы и разрешил каждому расчету выпустить по одной мине по ранее оборудованным целям. Восторг был написан на лицах всех бойцов отряда, увидевших, каким оружием они обладают.