Южнее реки Бенхай
Шрифт:
— У кого? — спросил Бронко-негр.
— У майора Тхао. Ненавидит меня, а я его. Наверное, пристрелю в суматохе.
— Вы что, сэр, как можно?
— А никак, пристрелю, и все.
— Зачем же вы вслух-то говорите? Услышат, передадут майору…
— Он и так знает, что я его пристрелю если не сегодня, то завтра.
— Вы, наверное, устали, сэр. Давно в таких переделках?
— Не вылезаю, капрал. Когда приехали на базу, думал: отдохну. А вот видишь, какой отдых. Дядя Сэм — хороший бухгалтер. Он зря денег не платит, все считает,
как бы
— Он вам чем-нибудь навредил, сэр?
— Навредил? Да я бы его уже давно отправил на тот свет. Просто не нравится. Противно смотреть. Скоро увидишь, капрал, как я с ним разделаюсь.
Он выпил еще виски и стал подниматься.
— Пойдем поразвлекаемся, капрал.
Где-то позади хижин раздалась длинная автоматная очередь, потом еще одна.
— Что там происходит? — крикнул капитан, заметив вьетнамского офицера, командира взвода.
— Кажется, обнаружили Вьетконг.
Капитан бросился туда, откуда снова раздалась очередь. Там уже лежало несколько убитых.
— Кто такие? — спросил он офицера.
— Коммунисты, пытались бежать, прятаться.
— Ну, тогда все правильно, — подвел итог капитан и пошел к расположившемуся на отдых своему отряду.
Он сел, привалившись спиной к кокосовой пальме, надвинул на глаза каску и попытался задремать. Его вывел из себя старческий, умоляющий голос.
— Бинь! — крикнул капитан. — Где ты запропастился?
Переводчик выскочил из хижины, вытирая рот тыльной стороной ладони.
— Опять ковырялся в чужих горшках? — спросил капитан. — Когда-нибудь отравят тебя твои соотечественники, вот увидишь. Что это он скрипит там? — кивнул капитан в сторону старика. — И чего это твои землячки на него уставились?
Переводчик прислушался.
— Пропаганда, сэр. Коммунистическая пропаганда.
Старик с длинным, седым и редким клинышком бороды, с руками, натруженными долгими годами труда на рисовых полях, с лицом, изборожденным морщинами и похожим на кору старого дерева, стоял перед солдатами.
— Вы — хорошие парни, — говорил он им, — вижу, что вы хорошие парни, только сломали вас, исковеркали вам душу чужие люди. Вы, наверное, зарабатываете неплохо. Верно, ребята?
— Ничего, отец, зарабатываем, — отозвалось сразу несколько солдат. г
I
— Но послушайте меня, старика. Получаете деньги, откладывайте на гроб, чтоб не наваливать потом тяжесть на плечи родителей. Откладывайте деньги и для своих семей. А то убьют или искалечат, кто поможет семьям?
— Что он там мелет, старый пень? — возмутился лейтенант. — А ну, прекрати, старик, свою подлую пропаганду! — крикнул лейтенант.
— Не надо на меня кричать, — спокойно произнес старик, — меня не испугаешь, у меня уже все страшное позади. Знаете, ребята, у меня было двое сыновей. Точно таких же парней, как вы. Хорошие были ребята. Взяли их в армию, а через несколько месяцев они погибли. И сейчас меня некому кормить. Вот посмотрите карточки
Солдаты потянулись к старику, некоторые явно сочувствовали ему.
— Вот вы, вижу, куда-то идете, кого-то убивать будете. А если ваши матери или отцы окажутся там, куда идете, что будете делать, стрелять? Ребята, бросьте вы это дело, позорно это…
Он не успел договорить, как на него налетел майор Тхао:
— Ты что это болтаешь, старик? Кто тебя научил?
— Жизнь меня научила, начальник, кто же еще? Свои были вот такие ребята, а теперь один как перст. Кто вернет мне моих детей?
— Я тебе вот сейчас верну, — майор потянулся к кобуре пистолета, — я тебя научу разговаривать.
Солдаты зароптали.
— И вы с ним заодно? — заорал майор, и его лицо, покрытое шрамами, исказилось, стало безобразным.
— Оставьте его, ребята, — сказал старик, — он забыл, какая мать родила его, какой народ был вокруг пего. Но думайте, когда вам прикажут стрелять в людей, думайте, не в родную ли мать целитесь, не отца ли хотите…
Майор нервно выхватил пистолет и выпустил в старика несколько пуль. Тот ойкнул как-то жалобно и упал на землю, заливая ее кровью. Солдаты повскакали с земли, загалдели, зло глядя на майора, а тот, насупившись, бросил солдатам в лицо:
— Убью! Прихвостни Вьетконга! Выродки! Молчать!
Капитан Джерри Торн, сдвинув на затылок каску,
смотрел с отвращением на все происходящее.
— Он, конечно, прав, обезьяний выродок. С такими подлецами только так разговаривать и надо. Бинь, ты слышишь, они ропщут? В пекло их, в ад! С такими разве воевать? Их всех подряд — на перекладину, — он отвинтил крышку фляжки и сделал два больших глотка, — но эту обезьяну я тоже убью. Понял, Бинь? Убью.
Часть солдат сайгонской армии явно была недовольна, но их быстро успокоили»
— Он прав, этот янки, — говорил командир вьетнамской роты, слышавший капитана, — с такими разве воевать? Всех на перекладину, заодно и его самого туда же.
Лениво, с неохотой строились сайгонские солдаты, чтоб идти дальше.
— Эй, капрал! — крикнул капитан. — Подойди на минуту.
Бронко-негр подошел.
— Будешь в бою — смотри за этим сбродом, дружок, они могут и предать, и убить. Смотри в оба.
— У меня есть свой командир, капитан, — недовольно ответил капрал. — Что творится в вашем приходе, меня не касается, — и пошел к своей «Грязной дюжине», уже двинувшейся в путь.
Километрах в семи от Фафыонга батальон ожидали бульдозеры, вышедшие с базы раньше.
— В чем дело, ребята? — спросил командир сводного карательного отряда майор Коттман.
— Постреливают, сэр, одним пробиваться трудно, нужна ваша поддержка.
— Хорошо, двигайте, мы за вами.
Километра через два один из бульдозеров подорвался на мине. Распустив шарфом но земле гусеницу, он беспомощно буксовал на месте, пока не сполз вниз и не увяз в мокроте поля. Экипаж вылез посмотреть, нельзя ли одеть гусеницу, но по нему открыли огонь с небольшой возвышенности.