Южный шторм
Шрифт:
Лет десять назад отец показал несложный трюк, с его помощью продемонстрировал самую основу управления Силой. Как раз даже в самых провинциальных домах Восточной Сканды появился водопровод. Князь открыл кран, его носик плотно прикрыл рукой. Через минуту ослабил хватку. Мощная струя вырвалась из-под ладони и ударила в сторону.
Так же и взлёт. Сначала нужно разбудить в себе чудесную энергию. Кровь словно наполняется газировкой, бурлит по жилам, будоражит. Внутри рождается настоящий водоворот.
Этим сильны и одновременно слабы истинные синьоры Икарии. Они обретают ни с чем не сравнимые возможности. Но если уповают только на Силу, которую невозможно призвать в один миг, нужны долгие мгновения, пока её давление накопится, словно в кране над отцовской ладонью. Если Силу призвал, её нужно выпустить. Гораздо сложнее, чем летать, поддерживать в себе некое её напряжение, достаточное, чтобы нанести или парировать удар.
И, конечно, уровень Силы разный у всех. Если тей не нуждается в её свойствах, не грезит небом либо занялся самыми важными делами, не оставляющими время на полёт, Сила растворяется. Не исчезает, не уходит. Но её невозможно собрать в кулак, выплеснуть в нужную сторону. Из покорного слуги она превратится в своевольную стихию, и лучше к ней не обращаться, не подвергать опасности себя и других.
В давние времена высшей доблестью считались лихие вылеты против вражеских кораблей. Благородные синьоры набирали бомбовый груз в половину своего веса словно вьючные лошади. С ним пикировали на вражеские мачты, в самую гущу ружейных пуль. Теперь от тейских бомбёжек отказались: потери не окупают результата. За крылатым дворянством осталась разведка. Реже – ночные рейды в тыл врага. Внутренняя Сила, помноженная на личное мужество, уже не решает исход битвы. Теперь успех большей частью зависит от орудийных и винтовочных стволов, а летящий издалека свинец вытеснил сталь клинка.
Но и разведка – удел храбрецов, особенно если после многочасового вылета требуется найти дымы и мачты корабля. Никому из синьоров не удалось пересечь океан на крыле либо дотянуть до берега, взлетев с палубы вдали от суши. Не вернулся на борт – погиб.
Но неужели риск остановит того, чья душа месяцами тосковала по небу? Рикас не пробовал забраться на полубак или шкафут, не говоря о марсовой площадке. Он прыгнул прямо с борта, скользнул у самых волн, к завистливому восхищению граждан-братьев, никогда в жизни не покидавших поверхность земли и воды.
К управлению без крылышек на сапогах пришлось приноровиться, как и к непривычному крылу с чужого плеча. Восторг обретения свободы в третьем измерении начисто перекрыл любые неудобства…
Рикас и обнаружил цель, когда с отплытия минуло три недели. После доклада о находке до глубины души изумился, как по мановению ока изменилась обстановка на бриге. Никто не роптал на запрет вина и рома. Сосредоточенно проверялось и чистилось оружие. Туз, признаваемый за командира отнюдь не за карточные подвиги, а за удачливость в бою, терпеливо втолковал каждому его задачу. Ничего общего с настоящей армией, где обязанности каждого в батальоне или корабельном экипаже выписаны, сверены и заучены бойцами наизусть.
– Тебе, Тощий, не обязательно подставлять башку. Долю в добыче уже заработал. Останешься на бриге. Верно, братья?
Коллеги по промыслу согласились с Тузом, но без особой охоты. Конечно, разведка – большое дело, но слишком уж много новичку, не очень-то рисковавшему головой, они не отсыплют. Рикас не стремился к добыче, в то же время не хотел показать себя слабаком: в стае это чревато неприятностями.
– Шесть недель гнить на этом корыте и ни разу толком не размяться? Оставь на борту Мазилу.
Поношенного вида абордажник угрюмо засопел. Его промашка много лет назад стоила обидного прозвища и намертво приклеила репутацию неудачника.
– Решено. Идёшь. Но… - предводитель многозначительно замолк, намекая на обстоятельства, известные лишь ему и Рикасу. – Вперёд не суйся. Опыта нет. Обрежут тебе…
Что именно и до какой степени могут укоротить работорговцы, молодой тей не взялся бы повторить при дамах. Зато понятно – Туз не забыл, что жизнь новобранца стократ важнее в будущих маневрах с его отцом, чем один или два убитых врага. Вот только с отъезда из Винзора Рикас отвык от нянек. Тем более на роль няньки не подходит морской разбойник.
После обсуждения мест в абордажных расчётах пираты пребывали в возбуждении, даже без крепких напитков. Спустился вечер, все свободные от вахты сгрудились на палубе. Как-то сама собой возникла песня, её подхватили десятки лужёных глоток. Не попадая в ноты, зато очень душевно, они заголосили:
Нас родила тьма,
Мы бродим, как чума,
Близится час,
Слушай приказ…
(В. Лебедев-Кумач)
На острове пользовались успехом совсем другие песни, большей частью тоскливые – о трудной доле свободного охотника, кончина обычно рифмовалась с пучиной. Перед боем орали радостно, взвинчивая себя до крайности.
Ночью мало кто спал. Туз обнаружил одного из абордажников, приложившегося к фляге для бодрости. Беднягу принайтовали к грот-мачте. Участие в вылазке и в дележе трофея ему не светит, а если поймает шальную пулю – на то воля Создателя.
На рассвете паруса двух торговых кораблей разглядел вахтенный, Рикасу не довелось подняться в воздух. Признаться, им владел соблазн: до Иллинии, небольшого государства на юго-западе материка, не более полутора суток лёту. Созвездия на ночном небе сменились на привычные фигуры северного полушария. С флягой воды и куском вяленого мяса он, скорее всего, сможет дотянуть, если не снесёт ветром. И, будь молодой человек единственным невольником пиратов, он рискнул бы без колебаний. Увы… Вероятно, этот расклад просчитал и Выскочка, соглашаясь на участие Рикаса в вояже.
– Держись подле меня, Тощий! – шепнул Туз. – Прикрывай спину. От своих тоже.
Оказывается, в пиратском братстве не брезгуют сводить счёты под шумок абордажной драки. Выполняя команду, тей провёл на квартердеке томительные часы сближения. Хорошо было видно, как оба торговца подняли все паруса, не глядя на свежий ветер. Тонкие дымовые трубы слабосильных машин, рассчитанных на манёвры в порту, но не на океанскую гонку, выплюнули густые облака дыма.
Бриги под флагом Двенадцати островов неумолимо сокращали расстояние. Когда невооружённым глазом стали различимы отдельные мачты и реи, прогремел первый пушечный залп. В ответ донеслась пара хлопков.