Южный шторм
Шрифт:
Рикас отбросил капюшон и осторожно прислонился к стене, вслушиваясь. Изнутри донеслось невнятное шевеление, отголоски храпа. Он призвал Силу.
Её призрачное щупальце проникло сквозь доски. Там разобрал средоточие чужой жизненной энергии, весьма слабое. Значит, не обитатель Шанхуна, кто-то из пришлых, и можно не церемониться.
В человеческом теле две главные зоны – у сердца и там, где сходятся рёбра, образуя свод над солнечным сплетением. Рикас осторожно выделил пульсирующую и охватил её своей Силой. А потом резко сжал.
Если бы монахи не ныли о сансаре и применили бы навыки на благо Шанхуна, город был бы очищен за ночь. Просто раздавили бы сердца захватчикам, словно их скосила эпидемия инфарктов. Но – не желают слышать. Гвардейцам сказано никого не щадить, любой ценой уменьшить потери. К сожалению, никто из примов и унтеров, включая Дара, не умеет так концентрироваться.
Дикарь дёрнулся, громко захрипел, даже на улице слышно. Одновременно его сердечная мышца выскользнула из захвата. Скрипнула дверь. Человек вышел на улицу, тяжело втягивая морозный воздух. Он надеялся, что здесь ему полегчает. Не повезло.
Рик больше не напрягал Силу, тем более потратил её остатков больше, чем на час полёта. Просто шагнул к дикарю и обвил его шею удушающим приёмом, для чего был вынужден подняться на носки.
Подскочил Дар; вдвоём они оттянули обмякшее тело на две сотни шагов. Прижав рот пленника меховой рукавицей, командир резко хлестнул его по щеке. Потом вонзил палец в болевую точку за ухом, чтобы у дикаря не сложилось иллюзии о гуманизме разговора.
Беседа длилась до получаса. Голый по пояс мужчина с заломанными руками лежал на снегу и бессвязно бормотал ответы на вопросы мучителей. Спрашивал Рикас, этот же вопрос повторял Наркис на наречии равнин Тибирии. Если у гвардейцев и были какие-то колебания относительно вмешательства в чужой конфликт на дальней земле, то по мере получения ответов они исчезли.
Дикари сохранили жизнь всего примерно двум с половиной тысячам людей, точнее дикарь не ответил: столь большие числа с трудом вмещались в его пещерный разум. Женщин, изнасилованных и имевших неосторожность забеременеть от «великих воинов», приказано умерщвлять тут же, как появится живот – носящие ребёнка рабыни плохо работают. Кроме верховых и тягловых лошадей, запасы скота практически все уничтожены, при виде монашеских запасов на зиму для целого города завоеватели три месяца питались одним мясом. Оставаться здесь надолго они не намерены: с юга их пригнали конкуренты, они же, возможно, летом перейдут через перевал. Великий вождь обещает вести свой народ дальше на север. Отсюда заберут всё ценное, остальное предадут огню.
Рикас распрямился над дрожащим от холода и страха невольником. Команда окружила их, все с жадностью ловили каждое слово из перевода Наркиса.
– Все слышали? Есть простое решение – обождать до лета. Раскрашенные уроды уйдут, - тей пихнул носком в сапога в голый бок дикаря, украшенный смазанными разводами краски, едва заметными в полутьме. – Монахи, кто уцелел, смогут вернуться и отстроить Шанхун заново.
– Честь нам это не позволит, синьор прим-офицер! – отозвался тей Ютичос, один из самых молодых, всего на пару лет старше командира. Никто не оспорил его мнение, послушники промолчали.
– Отлично! Слушай мою команду! Уничтожаем племя до последнего. Не жалеть никого.
– Там женщины, дети, - робко вставил Наркис. – Они не…
– Не дикари? Малыши не вырастут в великих воинов? А они вас жалели? А лишние потери наших, если будем за своей спиной оставлять эти отродья? Или развесим сопли? Помните, господа, ваши жизни и ваши шпаги понадобятся очень скоро для защиты Икарии. Если увижу, что кто-то колеблется, заколю его как предателя.
Он обнажил шпагу, дикарь что придушенно загомонил из-под рукавицы Дара, зажимающей рот.
– Что ему надо? – буркнул Рикас. – Сейчас его проблемы кончатся.
– Умоляет дать отсрочку. По их поверьям, душа попадает в рай, если воин выполнил обряд перед битвой: помолился, зашёл к женщине и покрасил лоб белым, - на лишённом выражения лице Наркиса не читались никакие эмоции. Возможно, он счёл за благо, что грех, отягощающий карму, придавит не его.
– По вашим верованиям, белая клякса на лбу влияет на сансару? Нет? Тогда нечего ждать.
Остриё пробило глазницу и воткнулось в снег. Дикарь выгнулся, трижды дёрнулся и замер. Рикас если и не всех убедил в справедливости аргументов, то уж в решимости и беспощадности – точно. Пусть некоторые из старших сочтут это неразумной юношеской жестокостью, но вряд ли усомнятся в твёрдости намерения карать.
Отряд разделился на четыре, между гвардейцами распределились монахи в роли проводников и лекарей. Самую малую, но наиболее сплочённую группу Рикас повёл в центр, к бывшему дацану Верховного ламы, ныне исполняющему роль юрты великого вождя великих воинов. Уничтожение главаря любой банды означает половину победы над ней.
Ютичос с другими теями обошёл город по дуге, направляясь к складам фуража. Там сложено сено, заготовленное в изобилии для съеденного варварами скота.
В конюшне забеспокоились лошади, почуяв опасный запах чужаков. Их тревожное ржанье расшевелило ночную тишину. Казалось бы, племени неоткуда ждать врагов до весны. Тем не менее, опыт поколений гласил: кони первыми настораживаются и предупреждают.
Дворяне вперемешку с монахами таскали на себе охапки с сеном, когда из ближайшего к складу дома вышел человек, до макушки замотанный в красный монашеский балахон. При неярком свете звёзд он выглядел практически чёрным.
– Тихо! Мы свои! Пришли освободить вас! – громким шёпотом предупредил его Ютичос, удерживая на плече вкусно пахнущую охапку, пока к аромату сушёной травы не примешался смрад давно не мытого тела.
Сено сковало движение. Опыт во владении Силой был невелик, чтоб хотя бы оттолкнуть…
Дикарь ударил ножом, погрузив тёмное лезвие в грудь по самую рукоять. Открыл было рот для торжествующего крика победы, заодно – предупредить соплеменников о врагах, но не успел: сталь вонзилась в ухо. Тей, убивший его, подозвал монаха.
– Точно не ваш?
– Нет, синьор.
– Надо всем передать… Негодяи кутаются в монашеское, спасаясь от холода.
Счёт потерь складывался один к двум, что совершенно непозволительно, если учесть численное превосходство дикарей, по меньшей мере, раз в сто. Рикас столько терять не собирался. Монахи, превращённые во вьючных мулов, тянули за ним части громоздкого оружия – пулемётной винтовки. Ещё в Винзоре они пытались спорить, доказывая: Сила – вещь священная, высокая, использовать её для дел примитивных унизительно. Всё равно как тейской шпагой колоть крыс. Рикас тогда аж задохнулся от возмущения, но присутствовавший при разговоре князь бровью не повёл. Он осадил слишком уж ратующего за правильность применения Силы послушника простым аргументом: если для выполнения задания и, тем самым, сохранения чести придётся заколоть крысу, поджарить её, насадив на шпагу, и съесть, это стократ лучше, чем сдохнуть с голоду и провалить задание. С тех пор шанхунцы не сомневались, что безумные гвардейцы, к которым Наркис опрометчиво обратился за помощью, в трудном походе и крысу съедят, и их заставят. Поэтому переноска грузов на фоне тошнотворной диеты представлялась безобидным неудобством.