Южный шторм
Шрифт:
– Представьтесь.
– Тей Мелитос, синьор, - голос предательски срывается, но в целом его обладатель сохранял остатки достоинства.
Рикас достал револьвер и щёлкнул курком.
– Как человек чести, вы отдаёте себе отчёт в единственном способе смыть с неё пятно. Сами или помочь?
– Вы вызываете меня на дуэль? – надзиратель над поварами был немолод и ничего убойнее поварёшки не держал многие годы. – Но моя шпага…
– Заржавела. Утешу. Вам она не понадобится.
Револьверная пуля разнесла колено.
– Стоять, мразь! – Рикас обернулся к гвардейцам. – Поднимите негодяя. Негоже ему сидеть, когда я на ногах.
Двое молодцов, вдохновлённые решительным подходом, вздёрнули Мелитоса в вертикальное положение. Ствол, упёршийся в лоб, помог сохранить равновесие.
– Без ноги, чести и совести жить можно, но неприятно. А без головы?
От трясущегося и истекающего кровью кухонного чиновника Рикас не ждал ничего полезного. Он просто применил методику отца о допросе языка за линией фронта – когда разведчик всё равно пустит пленника в расход, и нечего миндальничать. Секреты охотнее сыплются, если на глазах у источника жёстко расправиться с кем-то другим. Мелитос сыграл свою роль.
– Пощадите… За всем не уследишь. Как больно-то! Виночерпий, лакеи…
– Пока достаточно, - стволом револьвера тей указал гвардейцам бросить раненого у стены. Сам обратился к внутреннему зрению.
Простые люди в сильных эмоциях также различимы, как и наполненные Силой дворяне. И эмоция эта – страх. Но разный страх имеет отличающиеся оттенки. Большинство озабочено не пострадать по ложному обвинению и светится ужасом одного типа. Не совпадает только яркость, она зависит от степени личной трусости.
У троих страх переплетён с ненавистью, настолько явной, что Рикаса поразило, как её не ощущают обделённые Силой. Профессии оказались у троицы подходящие – виночерпий, первый помощник главного повара, последним был крупный лакей, что принёс кувшин с отравой.
Выполняя наказ императора не церемониться, Рикас не сдерживал себя. В считанные минуты злодейский план, точнее – часть его, осуществляемая во дворце, высветился в подробностях. Плевать, что забыта конфиденциальность, и добрая сотня челяди услышала признания. Плевать, что не соблюдён протокол. И тем более безразлично, что все трое умерли во время допроса, а кровь настолько обильно испачкала парадный камзол, что даже изначальный алый цвет его не мог скрыть последствий пыток.
Сила получила лишь частичное удовлетворение. Связанная с разумом, она ощущала – наказаны мелкие сошки, главный виновник гибели Хели и отца пока ускользает от возмездия.
По пути в банкетный зал Рикас вдруг вспомнил сестру. Интересно, как бы она отреагировала при виде брата, заляпанного кровью убийц. Наверно – не удивилась бы.
На пороге замер, не в силах сделать следующий шаг.
Там отец и Хели. Мёртвые. Но для него они всегда живые! И только живыми их помнит. И будет помнить всегда. Рик развернулся. Ноги сами понесли прочь. Захотелось напиться до свинского состояния по пиратскому подобию, чтобы хоть на время не слышать собственные мысли, молотом стучащие по черепу изнутри. К ним добавилась ещё одна – о сестре, до сих пор пребывающей среди убийц.
Айна узнала о трагедии только через несколько дней. Муж ворвался в её комнаты и, ничего не объясняя, потащил в направлении покоев Терона по пустым галереям дворца.
Они переселились сюда неделю назад. С поражением на материке Фрона опустела. Жители главного пиратского острова разбежались в его отдалённые концы или уплыли на лодках к другим клочкам земли. Здесь болтались только самые отчаянные мародёры. В столице дворец бывшего эвиконунга был, пожалуй, единственным сравнительно безопасным местом. Терон платил ежедневно прислуге и немногочисленной охране, только это удержало человек пятнадцать от дезертирства.
– Обязан тебе сказать! – заявил вице-главарь у резных дверей с тщательно соскобленной позолотой. Он был немного пьян и на взводе, поэтому шагал широко, словно на качающейся палубе разбойничьего брига. – Ева учудила. Приказала отравить верхушку Икарии на балу.
У Айны оборвалось сердце. Верхушка включает императора и герцогов, но массовое убийство, где непременно должны находиться отец, мать и брат…
– Кто из них…
– Не знаю, - оборвал Далматис. – С минуты на минуту ждём подробностей. Если правда, бежим немедленно. Нас в порошок сотрут.
Айна вдруг остановилась, вырвав руку из лапы супруга.
– Ты знал! И не предупредил.
Муж рассерженно махнул пятерней в несвежем белом манжете.
– Спасать моих врагов? Нет уж! Но и не такой я идиот, чтобы наносить удар, когда самим прикрыться нечем. Ева сошла с ума! Продолжает считать себя императрицей, и как императрице ей всё дозволено!
Возобновив шаг, Айна двинулась рядом, демонстративно выдерживая расстояние.
– Не предупредив, ты превратился в соучастника. Молю Создателя, чтобы её авантюра провалилась.
В отнюдь не добрых чувствах друг к другу они прошли через приёмную в кабинет Терона, стремительно обветшавший. Теперь его пьяные безобразия убирались лишь в самом общем виде. От окна повернулась Ева, монументально упакованная в бирюзовое пышное платье для торжественных выходов императорской четы к народу, голову увенчала маленькая золотая корона. В странном блеске её глаз Айна увидела подтверждение – женщина сходит с ума. Подыгрывать ей, изображая книксен с поклоном и формулой «Ваше Императорское Величество», не имело смысла.
На отсутствие пиетета не обратил внимания и Терон. Он был занят делом: опорожнял кубок и закусывал. Количество поглощаемого им спиртного не вписывалось ни в какие представления о ёмкости тела и прочности печени.
Орвис тоже глотнул рома. За этим привычным занятием их застал пират из дворцовой охраны с донесением. Далматис перехватил листок.
– Герцоги и император не пострадали. Сожалею, дорогая, умер князь Алайн и кто-то из гостей.
Комната перед глазами Айны подёрнулась туманом слёз.