Южный Урал, № 5

Бажов Павел Петрович

Мастеру Швецову сказывали, как аносовский булат по всему свету гремит. Швецов посмеивался и работал, как смолоду, одиночкой. Тут, как у нас по заводам говорится, волю объявили: за усадьбу, за покос, за лесные делянки деньги потребовали. Швецову к той поре далеко за полсотни перевалило, а он все еще в полной силе. Семью он давно завел, да это ему как-то не задалось. Видно, не зря молвлено: «Маша — не Луша, — каша не та, и ребята другие».

Приглядывается мастер Швецов, как жизнь при новом положении пойдет, а хорошего не видит. Барская сила иструхла, зато деньги крепко в гору пошли, и жадность на них появилась. Мастерством не дорожат, лишь бы денег побольше добыть. В своей семье раздор пошел. Который-то из сыновей бросил работу в литейном и перешел в объездные. «Там, — говорит, — дороже платят и сорвать можно». Швецов из-за этого случая даже от семьи отделился, ушел жить в малуху. К нему тут немцы полезли. Они, видать, хоть про степных кузнецов рассказывали,

а сами понимали, в котором месте тайность искать. Вот и стали подсылать к Швецову. Когда немцев же, когда подставных из наших, а повадка у всех одна. Набросает такой перед мастером груду денег и говорит:

— Деньги твои — тайность моя.

Швецов только посмеется:

— Как бы на эту горку петуха посадить, так он бы хоть караул закричал, а мне что делать? Не красным товаром торговать, коли смолоду к мастерству прирос. Забирай-ка свое да убирайся с моего. На том и разделимся, чтоб другой раз не встретиться.

Прошло еще годов близко сорока, а все мастер Швецов булатную сталь варит. Остарел, конечно. Подручные у него есть, да не может выбрать надежного. Был один паренек хороший, так его в тюрьму загнали. Книжки будто не такие читал. Старик этому не поверил, ходил хлопотать за парня, так куда тебе. Крик подняли:

— Вперед такого и говорить не смей.

Тут и самого старика изобидели: дедушкину росчисть отобрали. Росчисть не больно завидна была. В доброе лето на одну коровенку сена поставить, да привык к ней старик. Вот и пошел опять по начальству. Там помянул, что на заводе работает полных семь десятков лет, варит тот самый булат, которым завод на весь свет прославился. К этому добавил:

— И мои капельки в том булате есть.

Начальство это слово на смех подняло:

— Зря, дед, гордишься. Твоего в этом деле одна привычка. Остальное в книгах написано, а у нас в заводском секрете особая запись Аносова хранится. По ней кто хочешь булат сварит.

Старика это сильно задело.

— Неуж, — спрашивает, — мою работу ни во что ставите?

— Во столько, — отвечают, — и ставим, сколько поденно получаешь.

— Коли так, — говорит Швецов, — так и варите по своим записям, а только аносовского булату вам больше не видать.

С тем и ушел. А начальники посмеиваются:

— Разгорячился старичина! Вишь, как о себе думает!

Вскоре хватились однако. Кого ни поставят к варке, толку не выходит. Главный начальник приказал послать за стариком, а тот ответил:

— Неохота мне, да и ноги болят.

— Привезти его на моей паре, — приказал начальник, а сам посмеивается: — Пусть старик потешится.

Швецов и на это не поддался:

— Пусть сам начальник ко мне приедет, ему привычнее на лошадях кататься.

Начальник зашумел:

— Как он смеет такое говорить. Подо мной таких-то, как он, тысячи, а я ему кланяться стану. Никогда этого не дождется.

Начали опять пробовать. Выходит булат, да не такой. Как говорится, дальняя родня, с коей век не видался, и прозвище другое. А уж пошел разговор, что в Златоусте булатную сталь варить разучились. Начальник вовсе посмяк, стал подлаживаться к мастеру Швецову, пенсию ему хорошую назначил, сам к нему пришел, деньги большие сулил, а Швецов его укорил:

— Все-то вам деньги да деньги! Да я ими мог бы угол завалить, кабы захотел! Тайность моя не продажная. Ее добром отдают, только не всякому. Вот если выручишь из тюрьмы моего подручного, будет он вам аносовский булат по моим составам варить, а я вам не слуга.

Хлопотал ли начальник за того парня, сказать те умею, только Швецов так никому и не оставил свою тайность. Томился, сказывают, перед смертью, а все-таки в заветном сундучке у него пусто оказалось. Пыль даже вытряс, чтоб по ней не добрались. Берег, значит, свою тайность от тех, кто его мастерство поденщиной мерил и работу всей его жизни ни во что поставил. Так и унес с собой тайну знаменитого булата. И как осудишь за это старика. Вздохнешь разве:

— Эх, не дожил человек до настоящих своих дней.

Ныне вон многие народы дивятся, какую силу показало наше государство, а того не поймут, что советский человек теперь полностью раскрылся. Ему нет надобности свое самое дорогое в тайниках держать. Никто не боится, что его труд будет забыт либо не оценен в полную меру. Каждый и несет, кто что умеет и знает. Вот и выходит сила, какой еще не бывало в мире. Такая сила любую тайность найдет.

Л. Татьяничева

ПАВЛУ ПЕТРОВИЧУ БАЖОВУ

Стихотворение

Это было в дальнем детстве. Помню, сумерки густели. Не добравшись до Сысерти, Мы с отцом к костру присели. Землю снег покрыл обновой. Было холодно и вьюжно. Пахло смолкою

сосновой. В котелке варился ужин. Раздвигая лапы веток, Вышел из лесу прохожий. Он на деда-самоцвета Показался мне похожим. Борода в снежинках мелких. Ясный, с мудрыми глазами, Подошел бесшумней белки, Встал, как в сказке, перед нами. — Мир вам, — молвил. — В зимний вечер Хорошо горят поленья… — Близко держишь путь, далече ль! — Я в пути, считай, с рожденья! — Слово за слово беседа Затянулась до полночи. Вдруг с большой ладони деда Засветились огонечки. — Что за чудо? — я спросила. — Как достал ты их? Откуда? — Это, дочка, изумруды. Наших гор краса и сила. — Чистый, радостный для глаза, Этот камень как зовется? — Называется алмазом, Он и уголь — дети солнца. Я спросила: — Расскажи мне, Где скрываются они. В горных недрах, в рудных жилах? — В сердце, дочка, загляни! Нет сокровищ благородней, Сколько в мире не ищи. Чем сокровища народной Русской песенной души. А про камни знать охота: Самоцветы — здесь — везде, Камню блеск дает работа. Красоту ищи в труде!

Л. Чернышев

КЛЮЧ ЗЕМЛИ

Стихотворение

Есть камень — ключ земли. До времени его никому не добыть: ни простому, ни терпеливому, ни удалому, ни счастливому. А вот когда народ по правильному пути за своей долей пойдет, тогда тому, который передом идет и народу путь кажет, этот ключ земли сам в руки дастся.. Тогда все богатства земля откроются, и полная перемена жизни будет…

П. БАЖОВ

Передо мной поднялся снова Урал седых, далеких лет Вот в этом томике Бажова, Где каждый сказ как самоцвет… Лежал Урал медведем сонным, Прикрыв богатства гор и рек, А в рудниках с тяжелым стоном Во мгле трудился человек. Он строил пышные хоромы, Где жил заводчик, генерал. А сам в землянке, на соломе, Под плач детишек умирал. Но, умирая, верил: будет Счастливой жизнь! Пройдут года, Расправив плечи, выйдут люди На путь свободного труда… С такой же светлою мечтою, Когда снега мели вокруг, Васенка круглой сиротою Шла без друзей и без подруг. И часто ночью, до рассвета Она шептала: «Ключ земли! Ключ правды, счастья… где ты, где ты? Тебя найти мы не смогли…» Но если б бедная девчонка Открыть глаза могла сейчас, Услышать смех свободный, звонкий, Взглянуть на блеск ребячьих глаз, Увидеть комбинат металла, Пройтись по светлым корпусам, Она бы сказкой жизнь считала, Она б не верила глазам. На месте сумрачных подвалов Дворцы культуры там и тут, В тайге, на севере Урала Сады фруктовые цветут… Везде плоды народной власти, Повсюду ленинский размах. Ключи свободы, мира, счастья В надежных сталинских руках!