Z??ница Василиска
Шрифт:
– Я сделаю это, Арчибальд. Но активность флота следует показать. Не показную активность. В юго-восточном секторе и раньше было неспокойно, а теперь стоимость фрахта достигла просто неприличных величин. Пожалуй, я переброшу тебе патрульные силы из двенадцатого и тринадцатого секторов, один чёрт, им там особо нечего делать, всех симпатичных туземок там уже осеменили раз по двести.
– Хорошо. Я найду для них дело.
– Успехов, Арчибальд. Конец связи.
Глава 7
Кто ищет, тот всегда найдёт.
Просите, и дастся вам: ищите, и обрящете: толцыте, и отверзется вам: всяк бо просяй приемлет, и ищяй обретает, и толкущему отверзется.
Евангелие от Матфея, гл.7 ст.7
А оно нам надо?
Опытный приключенец, привычно потирая нижнюю часть спины.
Ветер, своенравный и порывистый, шевелил занавески и дёргал створки распахнутого окна. Зафиксированные защёлками, створки подёргивались, но не поддавались. В отместку в комнату пригоршнями летели лепестки отцветающих акаций. Уборщик, старенький и изношенный годами беспрерывной службы, собирал их с пола, астматически хрипя и кашляя. По хорошему, этот набор деталей давно пора было отправить в службу утилизации, но на третьем году гражданской войны заводы работали как попало, а сложную бытовую технику и вовсе не выпускали. Все ресурсы высасывала непрерывная бойня.
Уборщик очередной раз закашлялся, взвизгнул, задняя крышка лязгнула, изношенный аппарат вывалил на пол всё, что успел собрать к этому времени. Очередной порыв ветра разметал грязные, измятые белые кружочки и бросил прямо на модные босоножки входящей в комнату мамы. За босоножками обнаружилась пара чёрных лаковых штиблет. Хозяин этой пары Сергею не понравился сразу. Разве может хороший человек в жару таскать эту сверкающую безвкусицу? Нет, пара была вполне хороша, но в сочетании со светлым лёгким костюмом и сорокоградусной жарой…
Вечером у них с мамой состоялся очередной «серьёзный разговор»
– Пойми, сынок, в такое время, когда каждый сам за себя, одинокой женщине с ребёнком и кое-какими сбережениями очень нелегко, даже опасно, в конце концов.
– Защитить нас я могу и без его помощи…
– Не говори ерунды. Тебе всего четырнадцать. Ограбить или даже убить может любой встречный. Пойми, наконец, отец погиб, его больше нет, а мы живы и должны жить дальше. Владимир Андреевич готов сопровождать нас, и помочь устроиться на новом месте. Он из хорошей семьи, у него есть связи на ведущих мирах седьмой республики. Мне приходится заботиться о нашем будущем, сын.
Если бы этот хлыщ не был моложе матери лет на десять, если бы Сергей не видел, с каким выражением мать смотрит на этого смазливого самца, как заворожено она слушает его речи, состоящие из ничем не подтверждённой похвальбы… Мог бы и поверить.
«Верный спутник и опора в трудное время» первым делом присосался к маминому счёту. Несколько межсистемных перелётов, шумный портовый город и картавая французская речь вокруг. Мать цвела, забыв о годах и отце, погибшем в галактическую. Бегала по модным магазинам, снимала квартиру. Не забыла даже подыскать школу для сына. Денег не считала – ведь у неё есть мужчина, который вот-вот, уже завтра, устроит свои дела и тогда…
В тот чёрный вечер ты задремал прямо за терминалом в библиотеке. Проснулся, разбуженный звуками непонятной возни, и аккуратно двинулся на шум. Опоздал. В зале «надежда и опора» сматывала тонкий шнур с маминой шеи.
– Разберись со щенком, а я пока поищу, куда эта дура припрятала деньги и украшения.
Его спутника ты несколько раз видел во время перелётов – пожилой угрюмый мужик летел на нижних палубах, и ничем не показывал, что знаком с маминым хахалем, но его бородатая рожа отчего-то запала в память.
К счастью, тело помнило папины уроки как минимум не хуже, чем матушкины наставления в правилах хорошего тона. Глянуть за створку открытой двери противник не захотел, или поленился. Зря.
Шаг вслед. Массивная бронзовая статуэтка, изображавшая какого-то ехидного старика в кресле-качалке, сильно и точно бьёт в основание черепа. Удержать тяжёлое тело от падения нелегко, получилось только притормозить. Звук получился не слишком громким.
Так, что у урода в карманах? Пистолет, огнестрельный, который с патронами. Надо же, какой раритет! Но механизм вполне, надо надеяться, патроны тоже живые. Теперь можно и с дядей Володей пообщаться.
Красавчик, чертыхаясь, рылся в постельном белье. На звук шагов не обернулся, спросил, не отрываясь от увлекательного занятия:
– Ну? Прибрал?
– А как же.
– Серёжа? – он повернулся, и глаза его заметались: твоё лицо, пистолет в руке, труп матери, дверной проём…
– Где ты был? И почему ты с оружием?
Он привстал, меняя неудобную позу, и ты выбрал свободный ход курка.
– Сергей, ты же не станешь стрелять в живого человека?
Идиот. Тебе ещё и десяти лет не было, когда папа пояснил, почему его наука ничуть не противоречит маминым наставлениям. Да, людей убивать нельзя. Но иногда люди теряют право так называться. Становятся человечками. Человечишками. Их убивать можно. Даже нужно, потому что человечишки не дают людям жить достойно. И просто жить иногда – тоже.
Всё-таки крыса, решил ты, когда Володя прыгнул не на тебя, а к выходу. Пуля ударила его в висок, богатую отделку в углу густо заляпало красным и серым. Тело рухнуло, по инерции пролетев ещё пару метров. У трупа отчего-то несколько раз дёрнулась правая нога.
Стражи закона появились всего через полчаса после твоего сообщения. Никто из соседей их вызовом не озаботился. Ну, что ж, полиции досталось несколько меньше вещественных доказательств, чем могло бы.
Работали стражи порядка быстро, но тщательно, с соблюдением многовековых традиций знаменитой французской бюрократии. К утру тело матери увезла карета «Скорой помощи», то, что осталось от убийц, уволок мрачного вида фургон без опознавательных знаков, а Сергея и тщательно собранные по квартире «вещественные доказательства», включая все мало-мальски ценные безделушки, перевезли в здание комиссариата полиции.
– Вам, молодой человек, придётся какое-то время пользоваться нашим гостеприимством, – в улыбке госпожи комиссара тепла и искренности не было и в помине. Получать местное гражданство, как планировала мать, и становиться членом истинно свободного общества тебе с каждым часом хотелось всё меньше.
Тринадцать дней «в гостях» у французской полиции. В относительно комфортабельной, но всё-таки камере. Пусть не запертой, но под постоянным контролем. Ежедневные допросы под предлогом: «может быть, нам удастся вспомнить что-нибудь ещё».