Z значит Захария
Шрифт:
Если я встречусь с этим человеком, что я ему скажу? Он будет вне себя от бешенства, захочет убить меня. Сделает всё, чтобы не дать мне уйти. Начнёт запугивать, рассказывать об ужасах мёртвой зоны, об одиночестве пустых дорог и молчаливых полей. Заговорит о трупах в домах и в автомобилях; будет уверять, что другого такого места, как моя долина, нет — он долго шёл, много видел, везде искал. Он будет просить: вернись домой, вернись, вернись, я оставлю тебя в покое, только вернись!..
Следующие несколько минут, я, напрягая все силы, тащила тяжёлую тележку вверх по крутому участку дороги и не была вообще в состоянии о чём-либо думать. Как
Солнце сейчас стоит высоко над восточным гребнем, долина прекрасна в утреннем свете. Не знаю, где мистер Лумис и что с ним происходит, но буду упорно ждать. Он придёт обязательно, и я должна поговорить с ним. Возможно, его голос станет последним человеческим голосом, который я услышу в своей жизни.
А вот и мистер Лумис. Я вижу его — он едет на тракторе.
Я рада, что смогла рассказать свою историю.
Глава 26
8 августа
С самого начала этот разговор пошёл не так, как я себе воображала. Мистер Лумис гнал трактор на предельной скорости; на коленях у него лежал карабин. Я кричала ему: «Стойте! Остановитесь!» — но он и не думал сбрасывать скорость. Решив, что, наверно, грохот двигателя заглушает мои крики, я в отчаянии вскинула ружьё и выстрелила. Не знаю, услышал ли выстрел мистер Лумис, а если и так, то он его проигнорировал. Трактор въехал на самую вершину Бёрден-хилла и остановился напротив того места, где пряталась я. Мистер Лумис спрыгнул на землю и впился глазами в дорогу, ведущую к Огдентауну.
Сердце у меня колотилось, я растерялась и не знала, что предпринять. Мой враг стоял спиной ко мне, но я не могла в него выстрелить. Я даже не была уверена, смогу ли выдавить из себя хотя бы звук; однако когда я попыталась заговорить, голос мой неожиданно зазвучал довольно твёрдо.
— Бросьте ружьё, — сказала я.
В то же мгновение он вихрем развернулся и выстрелил наугад в направлении моего голоса, ещё не увидев меня, а ведь я была всего футах в двадцати пяти от него. Я поняла, что это конец. Мне шестнадцать, я столько трудилась, чтобы жизнь шла нормальным чередом, а сейчас я умру. Меня накрыла волна разочарования, такого горького, что, отхлынув, она унесла с собой даже страх. Я стояла и смотрела в лицо своему врагу. Не знаю, почему он не убил меня. Вместо этого, увидев свой костюм, мистер Лумис завопил:
— Это моё! Ты же знаешь, что это моё! Сними его сейчас же!
— Нет, — отрезала я. — Как бы не так!
Он навёл на меня ствол карабина. Я не шелохнулась. Я совершенно не представляла себе, что делать, поэтому сама удивилась, когда внезапно с моих губ слетела фраза, — удивилась тому, что, оказывается, мозги не совсем отказали мне. Теперь я понимаю, что эти слова спасли мне жизнь.
— Да, — проговорила я, — вы можете убить меня... как убили Эдварда.
Несколько мгновений он молча
— Нет, — произнёс он, — откуда ты знаешь... — Голос его был слаб.
— Вы сами сказали, когда болели. Вы рассказали о том, как выстрелили ему в грудь. Вам пришлось после этого латать дырки в костюме.
Мистер Лумис отвернулся. Какой-то миг он стоял, не двигаясь; не уверена, но, кажется, плечи его дрожали. Потом он тихо проговорил:
— Он пытался украсть его... так же, как и ты сейчас.
— Вы не оставили мне выбора, — возразила я. — Я не желала погибать, а вы лишили меня всего. Зимой я бы умерла от голода там, на склоне. Я не желаю жить, словно дикий зверь, на которого безжалостно охотятся. И я никогда не смирюсь с ролью вашей пленницы.
По мере того, как я говорила, голос мой звучал всё крепче:
— Я буду искать место, где живут другие люди, люди, с которыми мне будет хорошо. Если хотите меня остановить, вам придётся убить меня. Как Эдварда.
— Это неправильно... — начал он, но, понимая, что я не отступлюсь, осёкся. В голосе его слышались страх и растерянность. Мне даже показалось, что он сейчас заплачет.
— Не уходи, — выдавил он. — Не покидай меня! Не оставляй меня здесь одного...
Я проговорила, тщательно подбирая слова:
— Если вы сейчас застрелите меня, тогда вы действительно останетесь совсем один. Вы искали много месяцев и никого не нашли. Возможно, там, в большом мире, не осталось ничего живого. Но если я найду людей, я расскажу им о вас, и, может быть, они придут за вами. А пока — у вас есть пища. Есть трактор и магазин. У вас есть долина.
В моём голосе зазвучала горечь. И вдруг, чувствуя, что сама вот-вот разревусь, я прибавила:
— Вы даже не поблагодарили меня за то, что я ухаживала за вами во время болезни.
Как видите, мои последние слова прозвучали совсем по-детски.
Вот и всё. Я надела и подогнала маску, так чтобы она плотно прилегала к лицу; прохладный воздух из баллона хлынул мне в рот. Я повернулась спиной к мистеру Лумису, постояла, ожидая обжигающего удара пули и острой боли, но так и не дождалась. И двинулась в мёртвую зону. Слышала, как мистер Лумис зовёт меня, но шлем закрывал уши, так что голос моего врага доносился до меня приглушённо, будто издали, и слов нельзя было разобрать. Я шагала и шагала вперёд. Но тут до меня отчётливо донеслось моё имя. Было что-то в голосе мистера Лумиса такое, что заставило меня остановиться и оглянуться. Он стоял у самой границы мёртвой зоны и указывал на запад. Кажется, он выкрикивал всё время одно и то же. Наконец, я разобрала смысл.
— Птицы, — кричал он. — Я видел птиц... к западу отсюда... там кружились птицы. Но они улетели, и я не смог найти это место. Я видел птиц!
Я подняла руку в знак того, что поняла. Затем принудила себя развернуться и идти дальше.
Сейчас утро. Я не знаю, где я. Я шагала весь день и почти всю ночь, пока не свалилась от усталости. Не было даже сил поставить палатку; я просто разостлала одеяло на обочине и улеглась. Мне приснился тот же самый сон, и в нём я шла и шла, пока не оказалась в классной комнате, полной детишек. Когда я проснулась, солнце стояло уже высоко в небе. Сновидение улетело, но я знаю, куда идти. По бурой траве струится речка, мой путь — вдоль неё на запад.