Z значит Захария

О'Брайен Роберт К.

Это была ловушка, и я чуть было не попалась. Меня так трясло, что я даже не находила сил упрекать себя за глупость; если бы не кролик и не нетерпение мистера Лумиса, мне бы несдобровать. Но это было лишь начало. Не успела я ещё добежать до леса, как мистер Лумис уже выскочил из магазина, держа винтовку в одной руке, а собачий поводок в другой. Он пересёк дорогу, углубился в поле, и Фаро тут же взял мой след. Пёс начал повизгивать и взлаивать. Я повернулась и понеслась сквозь лес по направлению к западному гребню. Я знала, что мне предпринять.

Добежав до своего дерева, я вытащила из дупла ружьё. Потом вернулась назад по собственным следам и двинулась на север, пробираясь между густым кустарником и подлеском. Ниже по откосу раздавался лай Фаро, но ему понадобится время, прежде

чем он меня настигнет: кругом было столько разных запахов, в которых собачьему носу предстояло разобраться, а следы свои я запутала основательно. Вскоре кустарник поредел, и я помчалась через лес к берегу Бёрден-крика. Когда-то я провела здесь немало времени, ловя с Дэвидом и Джозефом речную форель, и хотя после войны в речке не осталось рыбы, я знала здесь каждый поворот. Прыгая по плоским камням, я добралась до середины русла, затем перескочила узкую протоку и оказалась на ровной, низкой гряде камней, соединяющейся с противоположным берегом. Пробежав по этим камням и нырнув под деревья, я укрылась за большим валуном. Отсюда хорошо было видно место, где я перебралась через речку, хоть мой наблюдательный пункт и находился далековато. Я оперла ружьё о колено и прицелилась.

Ожидание было недолгим. Отсюда, издалёка, я не могла слышать шума, с которым мой преследователь продирался сквозь кустарник, поэтому их с Фаро внезапное появление на берегу речки едва не застало меня врасплох. Пёс натянул сворку и, прежде чем человек успел понять, что происходит, влетел в воду. Мистер Лумис тут же опомнился и дёрнул поводок назад. В то же мгновение я направила ствол ружья поверх его головы и выстрелила.

Мистер Лумис не знал, что у меня было оружие, и, думаю, услышав выстрел, он не поверил своим ушам. Секунд на десять он застыл, а потом заорал и отпрыгнул в сторону. Выпустив из руки поводок, мистер Лумис побежал под защиту деревьев. Я выстрелила снова, но мой противник уже скрылся из глаз и, судя по колыханию веток в кустарнике, нёсся вниз по склону, к усадьбе.

Фаро плыл через Бёрден-крик. Он нашёл мой запах, но вместо того чтобы бежать по камням, бросился в воду. Она захлёстывала пса с головой, и ему приходилось бороться с течением. Всего Фаро пробыл в речке больше пяти минут. Потом он выбрался на гряду камней, по которой раньше прошла я, а оттуда — на берег. Ещё несколько мгновений — и пёс оказался рядом со мной.

Я пряталась за валуном до самой темноты. К тому времени я убедилась, что мистер Лумис убрался со склона и скрылся в доме. Я отвела Фаро в свой «лагерь» и предложила ему отобедать вместе со мной сушёными грибами и овощами, но пёс не польстился на моё угощение. Всю ночь он проспал у меня под боком, а утром его стошнило. Памятуя, как протекала лучевая болезнь у мистера Лумиса, я ожидала, что Фаро проболеет несколько дней, но собаки, должно быть, реагируют иначе, чем люди, потому что к вечеру бедный пёс умер.

Вот теперь я готова. Я приступлю к осуществлению своего плана завтра ещё до рассвета. Может статься, я больше ничего не смогу записать в своём дневнике. Если мистер Лумис поймает меня с костюмом в руках, он станет стрелять на поражение.

Меня охватывает печаль при воспоминании о том, как счастлива я была, когда вспахивала кукурузное поле.

Глава 25

7 августа

Я пишу это на вершине Бёрден-хилла. На мне защитный костюм. Я уже выкатила тележку с припасами за пределы долины и отвела вниз по дороге, ведущей в Огдентаун, а теперь вернулась, чтобы последний раз встретиться лицом к лицу с мистером Лумисом. Мне необходимо поговорить с ним. Я не могу вот так запросто взять и покинуть эту долину, оставить все свои надежды и уйти, не сказав ни слова. Да, знаю, это опасно. Мой противник будет охотиться на меня с ружьём, но у меня тоже есть ружьё, и с того места, где я сейчас сижу, схоронившись у края мёртвой зоны, долина на всём своём протяжении у меня как на ладони. Я увижу своего врага задолго до того, как он увидит меня. Я остановлю его и заставлю бросить оружие.

А если он откажется? Стараюсь не думать об этом. Убить его я не смогу. Попытаюсь скрыться в кустах, найти прибежище в мёртвой зоне — уж туда-то он не сунется.

Пока я жду, у меня есть время закончить рассказ о своей жизни в долине.

Я не могла похоронить Фаро — нечем было вырыть могилу. Я отнесла его на восточный склон, опустила на землю и заложила камнями. К тому времени я уже чётко осознавала, что больше не могу здесь оставаться. Слишком много во мне накопилось гнева и печали, и я не хотела ни думать о мистере Лумисе, ни видеть его.

Прошлая ночь стала моей последней ночью в долине. Я долго лежала без сна, обдумывая свой план и просчитывая связанный с его исполнением риск. Он очень велик, но тянуть дольше нельзя. Расставляя ловушку для Фаро, я выдала одну важную тайну: у меня есть ружьё и патроны. Этот факт не даст мистеру Лумису покоя. Он теперь не рискнёт выходить на открытое пространство, работа останется несделанной; поэтому он приложит все усилия, чтобы поскорее придумать, как меня поймать или, по меньшей мере, как отобрать у меня оружие. Мой противник будет вести себя очень осторожно и станет ещё более опасным, чем раньше.

И всё же был один фактор, играющий мне на руку. Помню, когда я была ещё малявкой, мы с отцом садились по воскресеньям на кухне сразиться в шахматы. Как правило, побеждал отец; он играл много лет и набрался немалого опыта. Но несколько раз я ухитрялась провести нападение так, что отцу оставалось только отбиваться, и потому он не успевал организовать свою собственную атаку. Отец называл такое ведение игры «наступательной тактикой» и говорил, что именно она — залог победы. Похоже, моя игра с мистером Лумисом вошла в ту фазу, когда я смогу применить «наступательную тактику». Я застала его врасплох, нагнала на него страху. Надо ковать железо пока горячо.

Я спала неспокойно и проснулась за несколько часов до рассвета. Быстро поднялась, поела и повторила в уме порядок выполнения предстоящих задач. Времени на всяческие страхи и сомнения не оставалось. Сложила в дерюжный мешок те немногие предметы, которые мне понадобятся в путешествии: рубашку на смену, фонарик, нож, тетрадь и карандаш. Прибавила к этому бутыль для воды — как только я уведу у неприятеля тележку, будет не того, чтобы ехать к пруду и пополнять запасы, но, как мне было известно, в тележке есть устройство для очистки воды из загрязнённых водоёмов и колодцев. Сложила в тот же мешок оставшиеся патроны, бинокль и пакетик с сушёными грибами и ягодами. Наконец со сборами покончено, и, подхватив мешок в одну руку и взяв винтовку в другую, я покинула пещеру. Склоны окутывала тьма. Я ушла, не оглядываясь.

Я пробралась вдоль гребня и пошла сквозь густой лес. Небо над головой сияло множеством звёзд, полная луна освещала верхушки деревьев.

Ну, вот и открытое пространство: передо мной расстилалось дно долины; оно было залито тьмой, но пруд сиял, чистый и круглый, как зеркало. Эта красота была мне внове, и хотя я всё ещё находилась в долине, казалось, будто моё путешествие уже началось. Я спустилась вниз.

У пруда я наполнила бутыль. [21] Питьё придётся экономить; воды должно хватить до той поры, когда я, покинув долину, доберусь до какого-нибудь другого водоёма. Ступив на дорогу, я направилась на север. Груз мой теперь значительно увеличился: к мешку с вещами и ружью прибавилась полная бутыль воды; к тому же в кромешной тьме ничего не было видно. Я прошла до самой вершины Бёрден-хилла и спрятала свою поклажу недалеко от дороги, в яме под кустами. Отметив место воткнутой вертикально веткой, я повернулась и зашагала обратно тем же самым путём, каким пришла сюда.

21

Прошу читателя не удивляться некоторой путанице: то пещера, вдруг вынырнувшая выше в тексте, то здесь — наполнение бутыли водой из пруда, хотя буквально парой абзацев раньше было упомянуто, что делать это будет некогда, и пр. несуразности. Дело в том, что Роберт К. О'Брайен умер, не дописав повесть, и её заканчивали по сохранившимся черновикам его жена и одна из дочерей.