За безупречную службу!
Шрифт:
«Подарок от областного руководства, — вторя ему, произнес своим насквозь лживым голосом подполковник Сарайкин. — За безупречную службу».
— Я прошу прощения, — перебил подполковника директор «Точмаша» Горчаков. — Понимаю, сейчас не время и не место, но, с другой стороны… В общем, я хотел спросить: а как же папка?
— А я вам не господь Бог, — с вызовом проинформировал Юрий, не до конца понимая, с кем говорит — с реальным человеком или с комбинацией паров неусвоенного алкоголя, воспоминаний и накопившейся усталости. — Успокойтесь вы и отстаньте, наконец, от меня с этой папкой! Теперь это не ваша забота, у вас что — на
— Прощайте, — сказал Горчаков. — И спасибо за все.
Юрий не ответил. Директор «Точмаша» спустился с крыльца. Якушев услышал, как скрипят под его весом шаткие ступеньки, и собственным задом почувствовал их шевеление. Из этого следовало, что только что, сию минуту, он облаял не плод своего воображения, а живого человека. Ну и черт с ним! Ишь, умник выискался: папку ему подавай! А где ты был, когда за эту папку надо было драться? И где б ты, умник, очутился, если бы Сарайкину не вздумалось поиграть в ковбоя, и он очень своевременно не пристрелил бы командира рейдеров?
Юрий зажег еще одну сигарету и подумал: шутки шутками, но, в самом деле, папка-то где? Куда подевалась? Горчаков утверждает, что перед тем, как очутиться в нокауте, видел ее собственными глазами. А Сарайкин говорит, что вошел в коридор, когда рейдер готовился сделать контрольный выстрел Горчакову в голову, застрелил бандита, спас заложника и так далее, но никакой синей папки в глаза не видел.
Врет? Или папку умыкнул кто-то третий? Или вот еще, к примеру, такой вопрос: если врет, то кто именно — Сарайкин или Горчаков? Почему не предположить, что вся эта история с захватом завода — дело рук директора? Начальник службы безопасности рассказал ему о проекте «Борисфен», поделился своим беспокойством, а этот колобок решил немножечко улучшить свое финансовое положение и, заботясь о собственном алиби, инсценировал рейдерский захват…
Отличная версия, подумал Юрий. Сарайкин ухватится за нее руками и ногами, если ему рассказать. Впрочем, дай ему волю, доверь ему это расследование, он еще и не такое сочинит. Накидает целый ворох версий, а дело кончится пшиком — так примерно, как кончилось расследование обстоятельств гибели Камышева.
Из-за угла послышался шум включившегося автомобильного двигателя — судя по мягкому, шелестящему звуку, новенькой «тойоты» Горчакова. За спиной у Юрия скрипнула, открывшись шире, обитая лохматой от старости клеенкой дверь, потянуло дорогими (естественно, по местным меркам) духами; «У меня жена раскрасавица, ждет меня домой — ждет, печалится…» — заглушая мычание недоенной коровы и звон посуды, с пьяной слезой ревел в доме нестройный хор. «Уроды, — подумал Юрий. — А впрочем, что я к ним привязался? Люди как люди, живут как умеют, как получается… Настоящие уроды ведь тоже не с неба падают, они — продукт среды…»
Запах духов усилился.
— Скучаете? — спросила, присев рядом с ним на корточки, Марина Горчакова. Сквозь цветочный аромат парфюма пробивался ее настоящий запах — свежескошенного сена, молочной кукурузы, сладкой девичьей испарины — запах желания, который, будучи помноженным на мягкие августовские сумерки и водку, представлял собой крайне опасную гремучую смесь.
«Дело солдатское», — нейтральным тоном произнес в голове у Юрия Монах, он же — отец Михаил, навеки оставшийся на чужом ему Лазурном Берегу священник с душой солдата.
— Проветриваюсь, — нарочито грубо сказал Юрий. — А вы домой? Поторопитесь, ваш
Марина встала с корточек.
— Я только хотела спросить, — сверху вниз холодно сообщила она. — Можно?
— Можно, — затягиваясь сигаретой, рассеянно ответил Якушев. — Хотя ответить, тем более честно, не обещаю.
— Это о рейдерах. Скажите, их всех поймали?
— Н-ну-у… Кого поймали, кого… В общем, я думаю, всех, — сказал Юрий. — А что, кто-то из них вам особенно запал в душу?
Он тут же понял, что здорово перегнул палку, сморозив жестокую глупость, но Марина этого, казалось, не заметила.
— Да, — просто ответила она. — Когда нас с мамой забирали из дома, я заметила на одном из них золотые часы — точь-в-точь такие, какие были у дяди Коли до того, как его ограбили.
— У какого дяди K°… Что, простите? У Камышева? Какие еще часы?
— Золотые. Швейцарские. Именные. Подарок президента, с гравировкой: «За безупречную службу».
Юрий почувствовал, что стремительно трезвеет.
— Его что, ограбили?
— Буквально за неделю до этой аварии, в которой он погиб. Ударили сзади по голове, забрали бумажник, часы… ну, как обычно.
Окурок красной искрой упал в черную траву, прочертив в воздухе короткую огненную дугу.
— А почему я впервые слышу об этом ограблении? — закуривая новую сигарету, спросил Юрий.
— Потому что это Мокшанск, — спокойно ответила девушка. — Поживите здесь годик-другой, и перестанете задавать глупые вопросы.
Юрий хотел оскорбиться, поскольку был нетрезв, но потом спохватился: ах, да, конечно! Ей всего двадцать, а значит, она тут самая умная.
И, между прочим, не исключено, что так оно и есть.
Из-за угла донесся нетерпеливый гудок автомобильного клаксона.
— Часы, — напомнила Марина. — Были на ком-нибудь из них золотые часы?
— Я ведь не мародер, — огрызнулся Юрий, — откуда мне знать? Если хотите, я проверю, но, по-моему, это пустой номер. Уже установлено, что рейдеры были сотрудниками московского ЧОП «Надежда». Вряд ли кто-нибудь из них в свободное время гастролировал по глубинке, охотясь за кошельками и мобильными телефонами.
«За безупречную службу», — как наяву, услышал он гулкий бас генерала Алексеева.
«От областного руководства», — добавил голос подполковника Сарайкина.
«Скакал он, путник одинокий, кольцо блестело на руке», — пели в доме.
За углом, на улице, опять заныл клаксон.
— Вообще-то, мы не о том говорим, — сказала Марина, нетерпеливо оглянувшись на звук. — На самом деле я хотела вас поблагодарить.
— Благодарить вам надо Харламова, — возразил Юрий. — Судя по тому, что вы мне рассказали, и где его нашли, вас с Валентиной Ивановной спас именно он. Спас в буквальном смысле, уведя рейдеров от грузовика. Героизм в чистом виде, вот что это было. Без рисовки, без расчета на вознаграждение, даже без свидетелей, один на один со своим страхом — это, Марина Михайловна, героизм в чистом виде, без примесей. Послушайте, — добавил он уже совсем другим тоном, — подскажите, если не трудно: в вашем городе есть хоть одно место, где можно выпить чашечку хорошего кофе? А лучше две. Три дня тут отираюсь, тычусь во все двери и все никак не могу понять, каким образом вашим землякам удается превращать простую смесь молотых кофейных зерен и воды в ту отраву, которая у них получается.