За борт!
Шрифт:
Герд, видя озабоченность брата, с тяжелым сердцем попытался его отвлечь:
— Хорошо, что сегодня прояснилось дело относительно нас двоих. И все же я сожалею, что ненароком растревожил осиное гнездо.
Да, думал в этот момент Маттиас, что-то не сходится. И что это за семейная тайна, на которую намекал врач? Появление нового кровного брата — уже большая неожиданность, но выходит, что нужнее готовиться к следующим сюрпризам.
Маттиас решил для себя, что сначала посвятит в ситуацию Хольгера, потом — Кристу и Лидию. А лишний раз действовать на нервы Эллен пока воздержится.
Проживавшего
Старшая из сестер, Криста, увидела вещи по-другому: в ее голове тут же стали громоздиться разные фантастические теории.
Лидия, напротив, выразила свою точку зрения кратко и лаконично:
— Пора поговорить с мамой! Если вы этого не сделаете, струсите, то я это сделаю сама и уже сегодня ей позвоню!
— С этим в любом случае надо обождать, — воспротивился Маттиас. — Мы же не хотим причинить ей боль! Не исключено, что она понятия не имеет о похождениях папы.
— Если мы действительно собираемся организовать семейную встречу, то без мамы никак не обойдешься! Нельзя же, в конце концов, вот так взять и поставить ее перед фактом на семейном обеде: вот, мол, наш новоиспеченный кровный брат — словно вытащить кролика из цилиндра. В общем, так: можешь делать что угодно, но с этого момента я беру маму на себя. У женщин такие вещи все равно лучше получаются.
И Лидия повесила трубку.
Каждый раз одно и то же: три его сестры, к сожалению, имели привычку прерывать разговор властно и на полуслове. После слов сестры Маттиас несколько пал духом. Ну что ж, осталась Эллен, которая каждый день ужинала с мамой за одним столом; кому, как не ей, подобрать слова и осторожно, не травмируя, объяснить, в чем дело? К тому же Лидия умеет говорить только напрямик, дипломат из нее никчемный.
Таким образом, осталась лишь одна, последняя возможность уладить все миром: Эллен должна опередить Лидию. Но ни той, ни другой, как назло, дома не оказалось. Ох уж эти женщины, вздохнул Маттиас и повесил трубку.
Хильдегард Тункель не услышала, как телефон несколько раз разрывался от звонков, потому что она работала в саду. Когда на дворе стало смеркаться, на прогнившую скамейку к бабушке подсела Амалия. Обе хотели бы послушать соловья, но соловьи не пели, и слушатели довольствовались последними тактами песенки дрозда и оглушительной музыкой из проезжавшего мимо автомобиля. Хильдегард по опыту знала, что цветы начинают пахнуть сильнее, если их опылил ночной мотылек. Ее цветы не могли произвести на мотыльков впечатление яркими красками, зато обладали другим преимуществом — сводящим с ума запахом, которым заманивали летающую живность не менее эффективно. Наверное, поэтому почти все цветы были белыми, а тяжелый аромат начинали испускать лишь в вечерние часы. В саду Хильдегард росли ослинник, белые лилии и декоративный табак. Вот и сейчас, в этот теплый вечер, она с удовольствием вдыхала насыщенный ароматами воздух.
Так вышло, что первой до мамы дозвонилась Лидия. Случилось это поздно. Хильдегард пришлось выслушать на сон грядущий историю о том, что у ее супруга был внебрачный сын, который, стало быть, приходится кровным братом ее детям, и что все дети горят желанием в ближайшее время с ним познакомиться. Пожилая женщина отвечала сдержанно, ограничиваясь односложными «так, так», а под конец и вовсе вынудила дочь закруглиться:
— Ну довольно, Лидия, я очень устала.
Но через пару секунд добавила:
— Ты еще на проводе? Тогда посмотри в окно. Скоро полнолуние. Спокойной ночи, малышка.
Малышкой она обыкновенно звала только Эллен или, в крайнем случае, кого-либо из внучек. Лидия испугалась. Неужели новость настолько выбила маму из колеи, что она не смогла оценить важность сказанного? Одновременно Лидия почувствовала себя виноватой перед Маттиасом. Старший и более благоразумный брат советовал ей не выкладывать все сразу.
На следующее утро спозаранку, когда еще не пробило семь, Лидия позвонила Эллен и сразу начала с вопроса: «Встала ли уже мама?» Эллен спешила. В момент звонка она садилась завтракать. Кроме того, ей нужно было успеть прочитать газету и поторопить Амалию. Отчет Лидии о вчерашнем вечернем разговоре привел ее в немалое удивление.
— Посмотри, пожалуйста, не встала ли уже мама, — попросила Лидия. — Она так странно отреагировала, что я боюсь, как бы она чего с собой не сотворила.
— Ты ее плохо знаешь, — последовал ответ сестры. — Мама вовсе не сентиментальная натура. Впрочем, я слышала звук спускаемой воды в туалете. Она обычно встает не раньше, чем мы уйдем. Лидия, я тебе позвоню в обеденный перерыв, и там посмотрим.
На этом Эллен решительно прервала связь, как это любили делать все сестры.
6
С недавних пор Эллен знала, как на профессиональном языке называется боязнь мышей: музофобия. Мама никак не могла понять, почему дети боятся этих безобидных зверьков. Сама она без церемоний могла поймать и взять в руки практически любое существо, знала, чем его кормить, и легко приручала. Правда, с такой же непринужденностью и убивала животных, если было нужно. Из ее пятерых детей только Эллен впадала в истерику при виде крошечного мышонка. А недавно, обнаружив под диваном серый комочек из пыли и паутины, так ужасно кричала! Вот внучка, что ни говори, другой закалки. Как-то раз подруга оставила ей на попечение на пару недель змею — и ничего.
Надо ли говорить, что страдавшая музофобией Эллен естественным образом восприняла как дурной знак, что ее сослуживица этим утром в подробностях расписывала всем встречным и поперечным, как она нашла на кухне вялую, наверное на сносях, мышку и как задержала несчастное животное с помощью колпака для сыра. В обед Эллен так и не смогла притронуться к бутерброду с жирной ливерной колбасой и, выбрав меньшее зло, в душевном расстройстве позвонила сестре.
Первым делом она узнала от Лидии, что анализ ДНК провели и с пробой слюны Амалии. Эллен немало рассердило, что дочь повела себя как интриганка и за ее спиной связалась с Гердом Дорнфельдом.