За чертой
Шрифт:
Серое небо, серая земля. Весь день, нахохлившись, он двигался на север на мокром сгорбленном коне по зыбкой слякоти проселочной дороги. Дождь со шквалистым ветром торопливо бежал впереди той же дорогой, барабанил по клеенчатой куртке, наполнял следы от копыт, и за спиной они сразу затягивались жижей. Вечером опять услышал над собою журавлей, которые летели выше слоя туч, по ним следя за кривизной земли и за земной погодой. Граммофонными иглами цепких глаз держась борозды, которую проложил для них Господь. Ишь разлетались, окрыленные сердца!
Вечером въехал в Сан-Буэнавентуру, где по всемуalameda[838]стояли сплошные озера, из них торчали побеленные до первого сучка стволы деревьев, дальше мимо белой церкви, а за ней свернул
Там он свернул и, увязая в грязи, потащился по подъездной дорожке к дощатым воротам, около них остановил коня. Кладбище представляло собой огромный нерасчищенный пустырь с валунами, заросший ежевикой и огороженный невысокой земляной стенкой, уже тогда полуразвалившейся. Остановившись, огляделся. Картина невеселая. Обернулся, посмотрел, как там вьючная лошадь, поднял взгляд на бегущие над головою облака и отблески вечерней зари, угасающей на западе. Из ущелья между двух гор задувал ветрище. Билли спешился, бросил поводья и, пройдя в ворота, оказался на площадке, мощенной булыжником. Откуда-то из буйных зарослей папоротника вылетел ворон и, сипло каркнув, резко свернул на ветер. Среди крестов и приземистых досок с табличками высились какие-то дольмены из красного песчаника, которые на этом диком поле напоминалиувиденные издали античные руины в окружении голубых гор вдали и холмиков поближе.
Могилы в большинстве своем были всего лишь пирамидами камней без каких бы то ни было опознавательных знаков. Некоторые венчал простой деревянный крест из двух брусков, сколоченных вместе гвоздями или скрепленных проволочной обвязкой. Валявшиеся там и сям под ногами булыжники явно были разбросанными остатками таких же пирамид, так что, если не брать во внимание несколько красных стел, поле выглядело местом захоронения останков после какой-нибудь битвы. И все это при полной тишине — помимо посвиста ветра в бурьяне. Билли пошел по узенькой малоприметной тропке, вьющейся среди могил, надгробных плит и памятных табличек, почерневших от наростов лишайника. Невдалеке видел красный каменный столб в форме дерева со спиленной кроной.
Брат оказался похоронен у южной стены под дощатым крестом, на котором раскаленным гвоздем была выжжена надпись: «Fall el 24 de febrero 1943 sus hermanos en armas dedican este recuerdo DEP».[840]К стойке креста прислонено кольцо из ржавой проволоки, когда-то бывшее венком. Имени нет.
Он сел на корточки, снял шляпу. Чуть в стороне за южной стеной тлела сырая куча мусора, и к темным тучам косо возносился черный дым.
Пока ехал обратно в Буэнавентуру, стемнело. У церкви слез с коня, вошел в дверь и снял шляпу. У алтаря теплилось несколько тонких свечек, их зыбкие отблески позволяли разглядеть в полумраке одинокую коленопреклоненную и молитвенно сгорбленную фигуру. Билли двинулся по проходу. Местами плитки от пола отстали, они щелкали и хрустели под ногой. Нагнувшись, он коснулся рукава молящейся.
— Se?ora,[841]— сказал он.
Она подняла голову, и из-под темного края накидки-ребосо, еле различимое, показалось почти столь же темное морщинистое лицо.
— ?D?nde est? el sepulturero?[842]
— Muerto.[843]
— ?Qui?n est? encargado del cementerio?[844]
— Dios.[845]
— ?D?nde est? el sacerdote?[846]
— Se fu?.[847]
Он огляделся в полутьме церкви. Женщина, похоже, ждала дальнейших вопросов, но ему не шел на ум ни один.
— ?Qu? quiere, joven?[848]— сказала она.
— Nada. Est? bien. — Он вновь посмотрел на нее. —?Por qui?n est? orando?[849]— сказал он.
Она сказала, что просто молится. Сказала, что это дело Господа — решать, как Ему распределять свою милость. Поэтому она молится за всех. Может и за него помолиться.
— Gracias.
— No puedo hacerlo de otro modo.[850]
Он кивнул. Он хорошо ее понимал,
Когда на следующий день он рано утром выехал, дождь уже кончился, но тучи не разошлись, и все вокруг лежало серое под серым небом. Суровые вершины Сьерра-дель-Нидо на юге то показывались из облаков, то снова скрывались. У дощатых ворот спешился, стреножил вьючную лошадь, отвязал лопату, снова сел верхом и с лопатой на плече поехал по тропке, вьющейся между валунами.
У могилы спрыгнул с коня, всадил лопату в землю, вынул из седельной сумки перчатки и, окинув взглядом небосвод, занялся расседлыванием. После чего стреножил и пустил коня пастись среди камней. Потом вернулся и, присев, расшатал и вынул кое-как закрепленный в камнях хлипкий деревянный крест. Лопата у него была простейшая — штыковая лопасть, насаженная на черенок из дерева паловерде тулейкой, грубо приваренной к полотну и еще хранящей вмятины от ручника, которым в кузнице ее выгибали по оправке. Он взвесил ее на руке, еще раз глянул в небо и принялся расшвыривать ею пирамиду камней, набросанных на могилу брата.
Работы хватило надолго. Он снял шляпу, а через некоторое время и рубашку, сложил все это на стене. Примерно — по его оценке — к полудню он заглубился фута на три, прислонил лопату к краю ямы и вернулся туда, где оставил седло с седельными сумками, достал оттуда завтрак из фасоли, завернутой в тортильи, и, сев на траву, стал есть, запивая водой из оцинкованной фляги в матерчатом чехле. На дороге все утро не было никакого движения, проехал лишь один автобус, который медленно и натужно одолел подъем и покатил дальше, на восток, в ущелье, ведущее к Гальего.
После полудня явились три собаки, сели между валунов и стали за ним наблюдать. Он наклонился за камнем, они отпрянули и сразу исчезли в папоротниках. Чуть позже на подъездной дорожке кладбища показался автомобиль, остановился у ворот, из него вышли две женщины и удалились по тропке в самый западный конец кладбища. Через некоторое время вернулись. Мужчина, который привез их, сидел на стенке и курил, поглядывая на Билли, но ничего не говорил. Билли продолжал копать.
Под вечер лопата ударилась о ящик. До этого он думал, что гроба может не оказаться вовсе. Продолжал копать. К тому времени, когда он полностью расчистил крышку гроба, дневного времени почти не оставалось. Стал заглубляться вдоль бокового края — хотел найти какие-нибудь ручки, но ручек не оказалось. Продолжал копать, пока один конец гроба не вырыл полностью, и тут начало темнеть. Воткнул лопату в кучу вырытой земли и отправился за Ниньо.
Поседлал коня, подвел его к могиле, снял веревку для лассо и, сложив вдвое, примотал к седельному рожку, после чего свободный конец обвел вокруг гроба, проталкивая поперек досок лезвием лопаты. Потом отложил лопату в сторону, вылез из ямы, снял с коня путы и медленно стал отводить.
Веревка натянулась. Сходил, посмотрел, как там гроб. Потом снова пустил коня вперед. В яме раздался приглушенный треск дерева, и веревка ослабла. Конь остановился.
Пошел обратно. Гроб развалился, и между разошедшихся досок взгляду Билли открылся скелет Бойда, одетый в похоронный костюм. Билли сел в грязь. Солнце зашло, начинало темнеть. Конь со свисающей с него веревкой стоял, ждал. Внезапно Билли стало холодно, он поднялся, подошел к стенке, взял с нее рубашку и, надев ее, вернулся и встал уямы.