За чертой
Шрифт:
— Sabemos lo que sabemos,[92]— сказала старуха.
— S?,— сказала девушка. —Lo que es nada.[93]
Старуха протянула к девушке руку ладонью вверх. Будто предъявляет самое девушку в доказательство никчемности ее воззрений. Предлагая ему взглянуть на нее: конечно! — что она может знать? Девушка тряхнула головой. И сказала, что она, по крайней мере, знает, кто отец ее ребенка. Старуха вскинула руку вверх.
— Ай-яй, — сказала она.
Билли подтащил волчицу за веревку к себе. Сказал, что ему пора ехать.
Старуха указала на волчицу подбородком. И сказала,
— S? De acuerdo.[94]
— Debe quitar el bosal,[95]— сказала девушка.
Старуха бросила взгляд на девушку. Девушка сказала, что если ночью у собаки родятся щенки, та должна будет их облизать. Сказала, что ему не следует оставлять ее на ночь в наморднике, потому что кто же знает, когда придет ее время? Сказала, что ей обязательно нужно облизать щенков. Сказала, что все на свете это знают.
— Es verdad,[96]— сказала старуха.
Билли коснулся пальцами шляпы. Пожелал им счастливо оставаться.
— ?Es tan feras la perra?[97]— сказала девушка.
Он ответил, что да. Сказал, что ей нельзя доверять.
Она сказала, что хотела бы заиметь щеночка от такой суки, потому что из него вырос бы хороший охранник, который кусал бы всякого, кто подойдет.
— Todos que vengas alrededor,[98]— сказала она.
И сделала широкий жест рукой, включающий в это «alrededor» и сосны, и ветер в соснах, и куда-то подевавшихся погонщиков, и старую женщину, глядящую на нее из-под темной шали-ребосо. Сказала, что такой пес лаял бы по ночам, если полезут какие-нибудь воры или подойдет кто-то такой, кого не звали.
— Ай-яй, — скривилась старуха, закатив глаза.
Билли сказал, что ему пора. Старуха отпустила его с Богом, аjovencita[99]высказалась в том смысле, что пусть, дескать, идет, если ему неймется, и он сошел с тропы, ведя волчицу, поймал коня, привязал веревку к седельному рожку и вскочил в седло. Когда оглянулся, девушка сидела со старухой рядом. Они не разговаривали, просто сидели бок о бок и ждали, когда возвратятся арьерос. Доехав вдоль хребта до первого поворота дороги, он снова оглянулся: женщины продолжали сидеть, даже не изменив позы, но на расстоянии их вид казался смиренным и подавленным. Как будто своим уходом он чего-то лишил их, что-то отнял.
Что до местности, то она не изменилась. Сколько бы он ни ехал, горы на юго-западе к исходу дня казались все такими же далекими, как если бы они были всего лишь картинкой, мушками у него в глазу. Под вечер, проезжая через рощу карликового дуба, спугнул стаю индюшек.
Кормившиеся где-то внизу, в каньоне, они пролетели над всадником и исчезли среди деревьев на противоположной стороне. Остановив коня, он проследил за ними глазом. Затем съехал с тропы, спешился, привязал коня и, сбросив веревку с рожка, привязал волчицу к дереву. Вынул винтовку, приоткрыл затвор, проверив, есть ли в стволе патрон, после чего направился поперек небольшой лощины, поглядывая на солнце, которое уже начинало слепить глаза, просвечивая с запада сквозь ветви деревьев в верховьях лощины.
Индюшки были на земле, в намечающихся сумерках бродили взад-вперед по поляне среди
Тяжелая винтовка дернулась, эхо выстрела прокатилось по окрестностям. Индюшка, хлопая крыльями, упала наземь и задергалась. Остальные птицы разлетелись в разные стороны, некоторые пролетели прямо над ним. Он встал и побежал к лежащей птице.
Повсюду кровь — на листьях и траве. Индюшка лежала на боку, странно забросив назад голову, и разгребала опавшие листья ногами, словно бежит. Он схватил ее и прижал кземле. Ей перебило шею и оторвало от плеча одно крыло, из чего он понял, что еще чуть-чуть — и он бы промазал.
Разделив между собою птицу, они с волчицей съели ее целиком, а потом сидели у костра бок о бок. Волчица то и дело натягивала веревку, дергаясь и вздрагивая каждый раз, когда в углях постреливало. Когда он прикасался к ней, ее шкура сотрясалась и играла под рукой, как у лошади. Он стал рассказывать ей о своей жизни, но этим едва ли унял ее страхи. Через какое-то время он для нее запел.
Утром, едва выехав, он встретил отряд всадников, какого ему в этой стране еще не попадалось. Всадников было пятеро, все на хороших лошадях и все вооруженные. Остановившись на тропе перед ним, они его окликнули вроде бы даже и приветливо, но было видно, как их глаза изучающе оглядели и его, и все, что с ним связано. Одежду, сапоги, шляпу. Коня и винтовку. Попорченное седло. В последнюю очередь осмотрели волчицу Устремившуюся в жиденький горный бурьян, пытаясь в нем укрыться в нескольких футах отдороги.
— ?Qu? tienes all?, joven?[100]— услышал он вопрос.
Он сидел, скрестив ладони на луке седла. Наклонился, сплюнул. Посмотрел на них из-под шляпы. Один из них дал лошади команду двигаться вперед, чтобы подъехать и поближе рассмотреть волчицу, но лошадь заартачилась, не желая подходить к ней; тогда, склонясь вперед, он ударил лошадь по щеке и стал грубо понуждать ее поводьями.
— ?Cu?nto quires por tu lobo?[101]— спросил мужчина.
Билли выбрал небольшую слабину веревки и заново привязал ее.
— No puedo venderlo,[102]— сказал он.
— ?Por qu? по?[103]
Билли смотрел на всадника.
— No es m?a,[104]— сказал он.
— ?No? ?De qui?n es?[105]
Билли посмотрел на волчицу, которая лежала, дрожа. Посмотрел на голубые горы на юге. И сказал, что волк поручен его заботам, но он не его собственность и он не может продать его.
Мужчина сидел, слегка придерживая поводья одной рукой, другая лежала у него на бедре. Он повернул голову и сплюнул, не отрывая глаз от мальчишки.