За чудесным зерном
Шрифт:
— Скорее ты ее спас. Мы думали, что она умрет от горя. Но вчера, когда мы приближались к кладбищу и встретили чужого верблюда…
— А, это Рыжий! Он убежал от меня, когда учуял оазис.
— На твое счастье мы увидели верблюда и поняли, что поблизости находится его хозяин.
— И нашли меня?
— Да. Ты был еще жив, и Сохэ — моя дочь — взяла тебя к себе. Но скажи, ради вечного солнца, что ты делал среди мертвецов?
Витя с усилием припоминал. Мысли его разбегались.
— Видишь ли — я, кажется, заблудился… Раньше я был с моими друзьями.
Старик покачал головой.
— Я уже больше тридцати лет ничего не видел, кроме домов Аджи да пустыни, окружающей их..
— СССР — это очень далеко… Сто ночей пути — на лучшем верблюде… Мы пришли сюда, потому что наш старший товарищ — ученый человек — узнал о том, что в здешних местах сохранился древний город. Мы раскапывали пески в пустыне.
— Что же, вы нашли что-нибудь? — с живым любопытством спросил старик.
— Да, нашли, — с гордостью ответил он. — Мы открыли развалины прекрасного Города, стены, башни. Мы открыли старую гробницу, где есть изображение человека, который льет из кувшина воду на семь разноцветных дорог… У меня очень болит голова, — жалобно прибавил Витя, — я никак не могу ронять, кто этот человек с кувшином.
Старик почтительно поклонился Вите, прижимая свою руку к сердцу, и сказал:
— Дай я погляжу в твои глаза. Ты счастлив, если видел гробницу великого человека. Когда-то весь мой народ тоже мог ее видеть. Но пустыня поглотила могилу. Иные из нас думают, что это наказание за грехи, но я полагаю, что это просто движущиеся пески…
Старик помолчал, глядя на окно, за которым угасал дневной свет, и продолжал:
— Видишь ли, пески убивают здесь все. Наш оазис — последний из тысячи. Ты видел город мертвецов? Он лежит в трех часах пути от нас. Пустыня съела его, как болезнь ест человека. А я помню, как птицы пели в его садах… Но тогда я был еще ребенком…
— А теперь?
— Теперь я уже стар, а туда, где были сады, мы уносим наших мертвецов, потому что у нас — увы! — не хватает земли и для живых.
Старик поднялся, достал из угла кувшин и сказал:
— Выпей. Это хорошее лекарство.
Витя послушно глотнул приятное кислое питье.
— Моя дочь не спала много ночей. Она очень несчастна. Будь с ней ласков. Пустыня убивает все, к чему прикасается. Города рушатся, поля уменьшаются, дети наши умирают, нас остается все меньше и меньше. — Старик зажег наполненный жиром светильник. — Усни, — снова заговорил он, — твоя голова горяча, как песок в полдень. Я посижу возле тебя, прежде чем итти в хранилище.
Витя хотел спросить, что это за хранилище, но старик велел ему молчать, и Витя уснул. Сон его был прерывистый и тяжелый. Каждый раз, когда Витя открывал глаза, старик давал ему лекарство, и от этого становилось легче.
Наконец Витя услышал, как старик пробормотал:
— Пора итти.
Через минуту старик вышел. И вслед за ним поплелся Витя.
Если бы он не был в полубредовом состоянии, то, конечно, отложил бы свою прогулку. Но сейчас болезненное и непреодолимое любопытство заставило его пойти за стариком.
Он откинул занавеску, которая заменяла дверь. Между могучими стволами деревьев (они казались такими же старыми, как развалины Великого Города) виднелась луна. В серебряном сумраке смутно светлели призраки домов. Некоторые из них были невысоки, с плоскими крышами; другие подымались несколькими ярусами, наподобие китайских храмов. Эти здания походили на дворцы.
Старик неторопливо шел вперед. Он приблизился к высокому зданию, одиноко стоявшему в стороне и от домов и от дворцов. Тяжелая дверь отворилась и закрылась за стариком. Витя приблизился к этой двери: она блестела в лучах уходящей луны, и сначала Витя увидел в отполированной поверхности только смутное отражение своего лица. Но через минуту, вглядевшись пристальнее, Витя увидал на двери вырезанное солнце в венке из колосьев.
Луна закатилась, и все померкло, как бывает перед рассветом. Вдруг Витя услышал легкий звенящий звук, похожий на звук вагонных скрепов, когда останавливается поезд.
Этот звук шел от башни и через минуту замер.
Всю жизнь Витя помнил эту ночь. Действительность мешалась с бредом. То Вите казалось, что он спит, то ему чудилось, что он вернулся в Ковыли. Он направился обратно в хижину Сохэ, но не нашел дороги. Он спотыкался о корни деревьев, натыкался на дома. Один раз он наступил на что-то мягкое и живое. Шарахнулась овца и долго блеяла ему вслед.
Наконец розовый рассвет задрожал в воздухе. Витя все двигался куда-то. Ноги его подкашивались, голова кружилась. Он видел, что дома исчезли и впереди лежит открытое пространство. Красно-огненный край солнца разрезал небо.
Перед Витей колыхалось от ветра поле пшеницы.
Две девочки — одной из них было лет десять, а другой около четырех — гнали небольшое стадо овец. Животные с блестящей шелковистой шерстью торопливо бежали по узкой дорожке.
Увидев Витю, пастушки остановились, стали шептаться, и наконец старшая заговорила:
— Я узнала тебя. Ты мальчик из города мертвых? — На ее лице было большое любопытство и ни капельки смущения. — Меня зовут Ли, и я хотела прийти к тебе, но дедушка Ашур сказал, что ты болен. Ты выздоровел?
Витя не знал хорошенько, выздоровел ли он. Во всяком случае, он себя чувствовал немного лучше, чем недавно в темноте.
Немного лучше, но не совсем хорошо. Он утомился.
— Ты будешь с нами играть? — тоненьким голоском спросила младшая, застыдилась и спряталась за подругу.
— Ладно. Только раньше скажи, где бы мне помыться.
— Ты испачкался, — покачала головой Ли. — Попроси Сохэ, она даст тебе траву шах, ты вытрешь себя.
— Я хочу вымыться водой.
Девочки с изумлением посмотрели на Витю.
— Где же моются водой? А впрочем, спроси у дедушки Ашура, может быть, он тебе разрешит.
— Зачем мне у него спрашивать? — перебил Витя. — Скажи мне, где тут река, или арык, или ручей.
— Река?.. Как ты сказал? Я не поняла.
— Ну да, река или озеро.