За чудесным зерном
Шрифт:
Из-под рваной рубахи Ленька вытащил затертый газетный клок.
— Вот сказывали: здесь про все написано. А я неграмотный. Прочитай.
Витя взял обрывок газеты. Это была статья о станции юных натуралистов.
Ленька, щурясь от ветра, внимательно слушал и завидовал.
— Вот туда и пойду с Кормильцем. У-у, собачий сын, ты у меня еще больше отъешься, — ласково обратился он к ужу.
Витя и Костя хитрили: на остановках бегали мыться под кран, чистили щеткой зубы, чтобы не походить на «беспризорных», усыпляя этим бдительность железнодорожников.
Деньги таяли: бабы выносили к поезду соблазнительные пироги и ватрушки.
Ленька же эти самые съестные припасы вытаскивал из-под носа у торговок и с необычайной изворотливостью спасался от погони.
Но, видно, не судьба была Леньке проехать роковую для него черту. На последнем перегоне перед Харьковом приключилась беда.
Мальчики по Ленькиному совету залезли на крышу вагона. Сначала было жутко, но скоро привыкли.
Кормилец лежал рядом с ними, греясь на горячей железной крыше.
Но Кормильцу вздумалось поймать муху. Уж взвился, в эту минуту вагон тряхнуло на крутом повороте, и Кормилец сорвался вниз.
С криком отчаяния за ним рванулся Ленька, Костя едва удержал его.
— Пусти, дьявол! — вырывался Ленька.
— Да ты себе шею сломаешь! Ведь как поезд летит!
Тогда с ловкостью кошки беспризорный соскользнул на буфера, юркнул в вагон и дернул ручку тормоза.
С протяжным, стонущим звуком поезд остановился, и Ленька со всех ног пустился назад по полотну.
Загудел паровоз, послышались свистки, кондуктора перекликались, встревоженные пассажиры выглядывали из окон…
— Что, что такое? — раздавались восклицания. — Говорят — мост разобран…
— Какой там мост на гладком месте — просто человека переехали…
— Да нет же, это котел взорвался…
Вскоре, однако, заметили бегущую оборванную фигуру. Бросились догонять Леньку. А он бежал назад к тому месту, где круто поворачивали блестевшие серебром рельсы.
Добежал и опустился на землю. Кормилец лежал смирно, словно грелся на солнышке. Маленькая плоская головка разбилась вдребезги о придорожные камни.
Ленька потрогал неподвижного друга и взвыл пронзительно и без слез…
— Хулиган! Озорник! Босячье! — слышались возмущенные голоса, когда беспризорного привели к поезду. Ленька вырывался, ругался, а мертвый уж мотался в его руке.
Вите и Косте очень хотелось чем-нибудь помочь неудачливому товарищу, но они сами едва успели улизнуть с вагонной крыши.
Пришлось брести пешком до Харькова. Часа через три-четыре они доберутся.
А вот Ленька-то… опять не попадет, бедняга, в Москву. Доберется ли он когда-нибудь до школы, где сможет вдоволь возиться с лягушками и слонами?
Витя и Костя шли вперед ровным шагом и говорили о своем случайном товарище.
Глава V
По железным путям медленно и неустанно двигались красные вагоны товарных поездов. Из них выглядывали кроткие морды скота, доносилось крикливое блеяние, густое мычание. На мальчиков полыхало из вагонов теплым навозным запахом. Это Украина посылала кормежку Москве.
«И все это Москва съест!» — мелькало в голове мальчиков. Но некогда было дивиться на вереницы вагонов. Надо было торопиться, чтобы застать пастуха в Москве до отъезда экспедиции. Витя предложил:
— Поедем с земляками — авось, довезут.
— С какими земляками?
— А вот с этими самыми. — Витя показал на проходящие теплушки. — Влезть нетрудно, а там в уголке потемнее спрячемся.
— Попробуем, — был ответ.
На харьковском вокзале ребята помылись, выпили чаю, привели в порядок платье.
Путей железных сплеталось в Харькове великое множество. С Кавказа, из Крыма, из Москвы, из Одессы — вели сюда рельсы и десятками серебряных веток лежали вокруг пассажирской и товарной станций. И по этим веткам, как гусеницы, передвигались с одного пути на другой разноцветные составы поездов.
Ребята долго бродили, пока нашли подходящий поезд, уже готовый к отправке на Москву. С беспечным видом расспросили они какого-то железнодорожника, когда отойдет состав, когда он прибудет в Москву, и почти на его глазах юркнули в нагретый, душный вагон.
Животные забеспокоились.
В полутьме вагона их выпуклые глаза испуганно блестели, но Витя и Костя привычными словами успокоили их.
Время тянулось томительно медленно. Слышно было, как перекликались грузчики, маневрировали поезда, и кто-то звонко кричал: «Боком тяни!»
Наконец долго и протяжно заревел паровоз, вагоны колыхнулись, и поезд осторожно двинулся в путь.
За Харьковом пошли леса Средне-русской полосы. Вместо акаций и одиноких тополей к полотну подбегали толпами белые тонкие березы. От сосновых лесов тянулся густой смолистый запах, мокрые приболотные луга пестрели цветами. Хотелось выскочить из пропотевшего вагона, пробежаться по яркой траве. Бедные четвероногие пассажиры тоже глядели на убегающую зелень и недовольно мычали. На стоянках им забрасывали в кормушки корм, они тупо жевали, переминаясь с ноги на ногу.
Москва приближалась. Как цыплята к наседке, сбегались к ней фабрики. Смуглый дым колыхался над высокими трубами, на запасных ветках стояли в ожидании погрузки товарные поезда. Новые составы красными гусеницами подползали со всех сторон. Они везли сырье и скрипели под тяжестью груза.
Гуще и гуще вереницы вагонов, ближе и ближе Москва. Свистки, грохот, гул.
В маленькой дежурной комнате, на одной из подмосковных станций, за казенным письменным столом сидел молодой парень и, склонив стриженую голову над учебником геометрии, грыз кончик чернильного карандаша, не замечая его терпкого вкуса, и в двадцатый раз пробовал доказать теорему Пифагора.