За державу обидно

Лебедь Александр Иванович

Дорогая она, глупость высокомерия. Ох, дорогая! Бумеранг, он на то и бумеранг, и возвращается к тому, кто его послал. Начало рушиться и валиться все и вся. Вспомним: еще советские войска дрались в Афганистане, а в 1986 году полыхнула Алма-Ата, потом Карабах, Фергана, Грузия, Таджикистан, и… пошло, и поехало. Количество убитых на территории Советского Союза давно превысило количество погибших на афганской земле, количество раненых — тоже. Никто не знает точного количества беженцев. Никто не знает количества с треском переломанных на чьем-то жестоком колене, прямо посредине и прямо пополам судеб.

Чиновник должен служить государству, а не государство — чиновнику. Эту очевидную истину не видели раньше — не видят и теперь, и это объяснимо. Страной правят те же люди, с вполне сложившейся сущностью, мировоззрением,

методологией. Они просто сменили партбилеты на демократические знамена. И это надо понять, и до этого надо дойти. Это неизбежно, иначе ничего не изменится и будет только хуже. Так что те, кто говорят: «Прощай, Афганистан», беспочвенно горячатся. Не получится… прощай! Они, афганцы, и производная от них — турки-месхетинцы, армяне, азербайджанцы, таджики, русские на внезапно ставших заграничными территориях — всегда будут с нами.

Академия

Нарофоминск

Учебный центр военной академии имени М.В.Фрунзе. Конец июля 1982 года. Со всех городов и весей, со всех концов необъятной нашей страны стекаются сюда офицеры-мотострелки, десантники, разведчики, пограничники звена начальник штаба — командир батальона — замкомандира полка, успехами в службе завоевавшие право продолжать свое военное образование в академии. Стекаются, чтобы сдать экзамены. Конкурс невелик 1,5–2 человека на место, но кто знает, в какой половине ты в конце концов окажешься.

К установленному сроку прибыли туда и мы. Мотострелкам было сложнее. Их много, они плохо знали друг друга. У них — конкуренция. Нам проще, в ВДВ. Все друг друга знают. Есть, правда, несколько не до конца ясных фигур из десантно-штурмовых бригад, но мы все твердо уверены — подлецов среди нас нет. Партийный билет никто не украдет. За рассказ анекдота с политическим душком никто «не заложит». Большинство уже или прошедшие Афганистан, или непосредственно из Афганистана. Отношения с первых часов и дней сложились теплые и дружеские. Девиз — пусть победит сильнейший. Экзамены сдают две десантные группы. Командир одной из них — я. Командиром я стал как-то очень просто и буднично.

Когда прибыл и представился будущему тактическому руководителю группы полковнику Алексею Петровичу Лушникову, он пожал мне руку и, не выпуская ее, сказал: «Вот и командир группы пришел». Чем уж при этом он руководствовался — неведомо, я с ним до этой минуты никогда ранее знаком не был. Командир так командир:

— Есть! Распорядок щадящий. 4–5 дней подготовки — экзамен, и так далее. Но тяготят не экзамены, тяготит атмосфера. Она насквозь пропитана унижением. Создалось впечатление, что такая атмосфера складывалась годами. Ты комбат — у тебя за спиной 13 лет службы. Ты отвечал за ход и исход боевых операций, за жизнь людей. Ты привык уважать себя и привык, что тебя уважают. И вдруг, о чудо, ты снова ощущаешь себя молодым и вислоухим щенком, попавшим в средней паршивости учебку к скверному сержанту. Переход из одного качества в другое слишком резок — не все выдерживают. Каждый день с утра — уборка территории: задача собрать окурки, бумажки. А метлы, а грабли? «С метлами и дурак уберет. Вы вот так, ручками, ручками».

Нарезали и навязали себе метел, закупили в магазине грабли. Убираем территорию цивилизованно. Это мы — десантники. В пехоте до таких высот не поднялись — убирают руками. Или надо: «скосить вот тот лужок — это вам задача на группу, времени — до утра!»

— А косы?

— Ну, с косами и дурак…

Кос в хозмаге нет. Господа героические афганские комбаты, на колодках которых боевые ордена, с помощью перочинных ножей строгают себе деревянные сабли, злобно пересмеиваясь на тему: «Спасибо, хоть детство вспомним!» К установленному сроку лужок выкошен. Выкошен не очень ровно, даже можно сказать, совсем не ровно, но выкошен. А кто отдает команды? Как правило, каптер ефрейтор с лоснящейся от безделия физиономией, в лучшем случае прапорщик. Разницы никакой. Они одинаково беспредельно наглы, потому что оба знают — достаточно им доложить начальнику факультета: «Вот тот, товарищ майор, не желают-с!» — и майор замарширует в родной полк для продолжения дальнейшей службы с соответствующей сопроводиловкой. Там. не будет написано, что майор, не без основания считая себя офицером, счел ниже своего достоинства

собирать окурки. Нет! Там напишут: неуживчив, болезненно реагирует на замечания, подчиняться не умеет и не желает. Ну, а если не умеет подчиняться, то как же сможет командовать? Вывод один — зелен и незрел. Воспитывайте. Все как в старом академическом анекдоте. Из обращения ефрейтора к командиру группы: «Товарищ майор, мне для рытья канавы нужны пять человек. Желательно из комбатов, они потолковей». Чтобы не унижаться, в короткие сроки обрастаем хозяйством: косами, метлами, совками, топорами, пилами, рубанками. Нас так просто не возьмешь: мы — ВДВ!

Экзамены идут своим чередом. При их сдаче следует неукоснительно придерживаться двух принципов: 1. Никогда, ни при каких обстоятельствах не говори «не знаю». Думай, крути, мычи, сочини фантастическую тактико-техническую характеристику танка — посмеются, но тройку поставят. Не знаю — это смертельно! Не знаю — расценивается как свидетельство полного безволия. Второй принцип — не попадись со шпаргалкой. Это расценивается как признак глубочайшей непорядочности. В обоих случаях при нарушении первого или второго принципа вывод краткий и жесткий: «Гуляй, парень!»

Можно пойти гулять и по другой причине — если пропала какая-нибудь секретная книжка. Тогда «гуляют» трое: командир группы, секретчик и непосредственно утративший. Реально секретного, как правило, в той книжке ничего нет. Ее просто забыли своевременно рассекретить или не успели. Но это неважно. Гриф стоял — все, гуляйте, ребята! Это из разряда причин косвенных, а так все нормально — сдаем. После каждого экзамена отпадают по 2–3 человека. Расстаемся дружески, без обид. Обижаться не на что. Как со стороны преподавателей — трудно сказать, относительно друг друга — подлости ни грамма.

Из пяти экзаменов мне запомнились два: по технике и вооружению и по иностранному языку. Какой-то умник сосчитал, что при подготовке к экзамену по технике необходимо запомнить 18,5 тысячи цифр.

Афганистан как-то к систематическим занятиям не предрасполагал, впрочем, и другие места службы тоже. Поэтому запоминать эти цифры пришлось в отведенное для подготовки к экзаменам время. В голове у всех образовалась дикая каша, исключительно из-за того, что большинство цифр относилось к танкам, «бэтээрам», «бээмпэ» и другой «пехотной» технике. Ну, придавались мне систематически в Афганистане то танковый взвод, то танковая рота. Я им задачи ставил, они их выполняли, на минах рвались. Чтобы дурацкую невыполнимую задачу не поставить, знал я в части касающейся необходимые характеристики оружия. Но зачем мне было вникать в то, как там устроены двигатель и подвеска? И тут на тебе — досталась мне «гитара» танка Т-62. Я в процессе подготовки к экзамену так до этой «гитары» и не добрался. Спасибо, кто-то предусмотрительный на этой самой «гитаре» в укромном месте карандашиком четко написал, что оно такое и для чего предназначено. Немного импровизации, и в результате игра на «гитаре», которую я никогда в глаза не видел, была оценена 4 баллами. Как говорится: «Вы играете на скрипке?» — «Не знаю, не пробовал». С английским еще смешнее получилось. В день, непосредственно предшествовавший экзамену, преподаватель на примере одного из билетов очень детально объяснил, как надлежит отвечать. Сидя за первым столом, я все внимательно выслушал и назавтра достал именно этот билет.

Сдачу экзаменов наша группа закончила самой первой. Остальной курс должен был сдавать еще в течение двух дней. Мы было губешку раскатали: неплохо было бы после такого напряжения вперемежку с унижением и… расслабиться, но социальная справедливость восторжествовала и в данном случае. Раз вы такие пятерочники, вот вам хранилище размером 96x18 метров и куча шифера, и пока остальной трудовой люд на экзаменах мается — давайте-ка крышу… быстро и красиво…

Работа закипела. Соседнее хранилище перекрывали очники. У нас категория капитан — майор, у них — майор подполковник. Лестницу для работы, большую и прочную, сколотили мы. Подполковники по бедности были вынуждены карабкаться на крышу по какому-то корявому дереву. Им это быстро надоело. Они пришли и повели речи о том, что коль они постарше, поопытнее и должности занимают посолиднее, то лестница должна по праву принадлежать им! На что я им объяснил, что пока мы сидим на соседних крышах — опыт и возраст здесь ни при чем — мы все равны.