За державу обидно
Шрифт:
Бессердечные авантюры генерала Сердечного
Жизнь и служба продолжались. 25 марта я с группой офицеров улетел на неделю для работы в Кострому, до предела обострив отношения с бывшим командиром дивизии генерал-майором Ф. И. Сердечным, ставшим тульским областным военным комиссаром.
Как я уже говорил, характера он был предельно жесткого и крутого, но на меня эта крутизна произливалась крайне редко. Он во многом содействовал моему становлению как командира, многому у него я научился. В общем, у меня были все основания относиться к нему с предельным уважением. Став облвоенкомом, генерал Сердечный изредка по привычке заезжал в штаб дивизии, делился впечатлениями о новой службе. Впечатления были исключительно положительные. Большое восхищение вызывало у него следующее обстоятельство: «Понимаешь, стоит на столике десяток телефонов и хоть бы один, сволочь, за день позвонил!» Служба у него
Высказывал Федор Иванович иногда просьбы, которые носили необременительный характер, свойства были служебного и в 100 случаях из 100 выполнялись. В общем, существовала своего рода идиллическая картина, когда генерал, взрастив себе преемника и не без удовольствия взирая на плоды трудов своих, встречает полное взаимопонимание и уважение. В 20-х числах марта прибыл он ко мне чрезвычайно взъерошенным и агрессивно настроенным. Едва пробурчав приветствие, сразу взял быка за рога:
— Ты знаешь, что все мои машины стоят у тебя на довольствии?
— Знаю.
— И как ты их обеспечиваешь запчастями?
— Как положено. Ваши машины составляют 17 процентов от стоящих у меня на довольствии, соответственно, вы получаете 17 процентов всех запчастей.
— Кто тебе это сказал?
— Что значит — сказал, вот расчет, подписанный заместителем командира дивизии по вооружению подполковником Давыдко.
— Давыдко ни хрена не знает! Какие 17 процентов, я тебе не считая скажу, что 30 процентов, а то и все 35! И потом, это в год, а дивизия задолжала облвоенкомату за последние пять лет!
Здесь я, не принимая его наступательного тона, расхохотался:
— Федор Иванович, позволю себе напомнить, что из пяти последних лет четыре года командовали дивизией вы! И вам ничего не мешало ежегодно и аккуратно рассчитываться с генералом Добровольским, вашим предшественником. Так что давайте однозначно будем разбираться в пределах того года, на протяжении которого дивизией командую я.
— Ну, это все ерунда! Добровольский был человек безвольный и с меня не требовал (здесь я ухмыльнулся, представив себе умного, ироничного, деликатного генерала Добровольского, требующего что-то у предельно грубого и не лезущего за матерным словом в карман генерала Сердечного), а я с тебя потребую, и ты мне все вернешь, и вернешь за пять лет! Если надо, поставлю на уши весь округ, но ты вернешь!..
Генерал Сердечный захлебнулся слюной.
— Федор Иванович, я завтра еще раз все перепроверю. За четыре предыдущих года ничего не будет, это я могу сказать сразу, а за последний год получите строго в соответствии с расчетом и ни гайкой больше.
— Какое мне дело до ваших с идиотом Давыдко расчетов. Я сказал: тридцать процентов и за пять лет!
— В таком случае вообще ничего не получите. Нет у меня ничего на складе!
— Ты, сопляк… — генерал захлебнулся вторично. Далее разговор в течение минуты носил предельно жесткий, непереводимый на литературный язык характер, после чего генерал Сердечный вылетел из моего кабинета. Расстались мы совершеннейшими врагами, что, не скрою — дело прошлое, меня сильно огорчило. Нет, не из-за угроз, мне на них всегда было наплевать. Они на меня действовали, как красная тряпка на быка. Как уже было сказано, это был один из моих учителей. К учителям я всегда относился с уважением. Поставь он вопрос в другой форме, скорее всего, я нашел бы возможность ему помочь. С тем я и улетел. Вернулся в субботу, 1 апреля. На аэродроме меня встретил начальник штаба дивизии Н. Н. Нисифоров. Доложил, что в дивизии все нормально. Мы обменялись какими-то малозначащими фразами, помянули день шутников и на том разъехались по домам. Часов около 19 раздался звонок. Это был прокурор Тульского гарнизона. Он торопливо поздоровался и сбивчиво начал докладывать:
— Товарищ полковник, генерал Сердечный с вашим адъютантом учинили стрельбу, ранен человек, обстреляна машина. Оба с места происшествия скрылись!
— Ну вы, товарищ прокурор, артист!.. Ну все, все — поверил. С первым апреля!
— Какое первое апреля? Передо мной пистолет Сердечного и штаны пострадавшего — все в крови.
— Аркадий! Хватит этих душераздирающих подробностей из жизни кроликов, я же сказал — поверил. С первым апреля!
Прокурор продолжал упорствовать, наращивая все новые и новые подробности. Я разозлился: «Я сейчас, конечно, подъеду, но если товарищ прокурор наврал и это все первоапрельская шутка, тогда, ну, прокурор, погоди!»
Вызвав машину, я поехал в прокуратуру. Прокурор, человек небольшого роста и обычно энергичный, веселый, жизнерадостный, выглядел подавленно. Перед ним на столе лежал «ПМ», рядом обойма, на табурете — окровавленные брюки. С первого взгляда стало ясно, что прокурору
Что сказал генерал — для Величкина это свято. Машина была приобретена и оформлена. Истинный хозяин — Сердечный — положил в карман ключи от машины и от гаража, а мнимый хозяин — Величкин — отправился восвояси с чувством выполненного долга.
В эту мою отлучку Виктор Алексеевич был приглашен повторно. Речи уже были другие: «Знаешь, Виктор, на дачу не хватает, поэтому придется машину продать. По документам, хозяин — ты. Поэтому — не обессудь». Сказано сделано. С утра первого апреля Сердечный с Величкиным смотались в Москву, в Южный порт.
Сердечный договорился с двумя какими-то проходимцами из Харькова и пригласил их встретиться в 16.00 в Туле, у магазина «Стрела». Потенциальные покупатели к указанному времени прибыли. Этой встрече предшествовала пикантная подробность. На 15 часов в облвоенкомате было назначено партсобрание, где с докладом должен был выступать облвоенком, то бишь Сердечный. Почему на 15 часов в субботу и первого апреля (!!!) — история умалчивает. Замполит военкомата прибыл напомнить «шефу» о собрании и принес подготовленный доклад. «Шеф» порекомендовал ему проводить собрание самостоятельно, заявив, что ему необходимо срочно пострелять в тире.
Вызвал первого заместителя, приказал ему получить и принести пистолет. Сунул его в карман кожаной куртки и убыл, оставив замполита в величайшем недоумении по поводу того, как можно променять доклад на партсобрании на стрельбу в тире…
Добросовестный и честный Виктор Алексеевич Величкин решал у кассы с одним из покупателей официальную Часть задачи, ни сном, ни духом не ведая, что творил его недавний начальник и командир. А в салоне машины, по словам одного из потерпевших, разыгралась следующая сцена. Шло бойкое обсуждение суммы «навара». После относительно непродолжительного диспута высокие договаривариющиеся стороны достигли консенсуса. Один из покупателей достал весьма внушительных размеров пачку пятидесятирублевок и отсчитал оговоренную сумму — 5000 рублей. Внешний вид пачки мало изменился. Соотношение отсчитанной суммы и оставшейся было столь разительно велико, что Сердечный мгновенно сделал вывод, что продешевил, и потребовал по крайней мере еще полстолько, аргументируя тем, что «у тебя их много». Хозяин денежной суперпачки резонно возразил, что сколько б ни было — все мои. Атмосфера в салоне мгновенно накалилась. Сердечный достал пистолет и порекомендовал не доводить до греха. Хозяин пачки уперся. Сердечный и один из покупателей вылезли из машины, Второй остался за рулем. Последовал кратковременный «обмен любезностями», благодаря которым Федор Иванович, по-видимому, накалился до предела. Есть все основания так полагать, потому что вслед за этим сразу раздался выстрел с расстояния примерно полутора метров в голову сидящего за рулем человека. По счастливой случайности пуля попала в перегородку между стеклами кабины и не пробила ее. Угоди она на сантиметр полтора правее, человек был бы, несомненно, убит, в лучшем случае тяжело ранен. Но она попала — куда попала. Покупатель с перепугу дал по газам и с максимально возможной скоростью скрылся с места происшествия. Вслед ему раздалось еще три выстрела, одним из которых, как выяснилось позже, было пробито заднее колесо. Убедившись, что самая вредная птичка улетела, разъяренный генерал Сердечный обратил свой взор ко второму онемевшему и остолбеневшему от неожиданности покупателю: «Ну, ты у меня за все ответишь!» Последовало два выстрела под ноги. На третьем выстреле то ли рука у Сердечного дрогнула, то ли покупатель поступил как в известной байке: «Идет человек с разбитым вдрызг лицом. Его спрашивают: «В чем дело?» — «Да меня хотели по заднице ударить, а я увернулся». В общем, что там произошло судить трудно, но пуля попала в бедро, навылет, без повреждения кости. Человек упал и закричал. Сердечный опамятовался. Поставил пистолет на предохранитель, сунул его в карман и сделал знак водителю. Подкатила черная «Волга», и Федор Иванович убыли с места происшествия, оставив в толпе зевак потрясенного до глубины души Величкина.