За две жизни до мечты
Шрифт:
– Помню, конечно! Мне та блондинка с обложки «Работницы» до сих пор покоя не даёт. В эротических снах приходит. Помнишь её? В сарафане таком бирюзовом. Она единственная, наверное, без химии на башке была. Остальные все под Макаревича косили.
Вовка хохотал от души. До слёз. Было видно, что тоже помнит.
– Мочу с ней выпариваете, небось? В снах этих ваших.
– Не-е-е, – запротестовал я. – У меня на неё каждый раз совсем другие планы. Но, блин, как до дела доходит, эта зараза в химичку нашу превращается…
Мы снова рассмеялись, а когда чуток успокоились, Вовка перевёл дыхание и воскликнул:
– Кстати! Я же узнал, откуда взялась та балка!
– Да ну… Чушь какая-то.
– Ничего не чушь! Мне не веришь – в ЖЭКе сейчас спроси! Там должны знать, как и когда дома строили.
– Даже если так, что это меняет?
– Как это что? Всё меняет, Серёга! Клад у нас в области где-то лежит, а не за сотни километров! Из области это бревно!
– Так там же, вроде, Дон был…
– Великий Дон, Серый! – он демонстративно поднял указательный палец. – Великий, мать его, Дон! Так раньше Северский Донец назывался! Так что никакой это не Дон, Шерлок Холмс ты липовый! Донец наш родной в двадцати километрах отсюда! Рядом!
Я смотрел на него, слушал, и по-настоящему радовался. Радовался тому, что увидел в этом уставшем, сильно исхудавшем, неопрятном человеке не алкоголика, не павшего бродягу, а того самого Вовку, который писал на стенах «Лучше умереть стоя…», а теперь ещё и отомстил мне за Ватсона. Того друга, с которым я вырос, с которым всё детство – плечом к плечу. Вот он – передо мной. И пусть он внешне совсем на себя не похож, и пусть глаза устали. Но огонь-то в них всё ещё искрится, вспыхивает. И пусть он не горит, как раньше, а только тлеет, я всё же видел, что есть ещё надежда. И кто, если не я – старинный, верный друг – должен этот тлеющий огонёк раздуть?
– А знаешь, куда нам с тобой надо, Вовчик?
Вместо ответа он вопросительно приподнял косматые брови.
– В городской архив.
– Нафига?
– Будем искать поселения на Северском Донце. Но только старинные. Заодно разведаем, где именно строители Страны Советов старый мир разрушали, чтобы свой новый мир построить. Ты со мной?
Глава 4. Архив
Архив встретил библиотечным запахом и затылком явно женской головы с гулькой из седых волос. Туловище было небольшим и состояло из квадрата с торчащими из него нижними конечностями. Одето туловище было в длинную коричневую юбку и пиджак из того же материала. Верхних конечностей видно не было вовсе. Оставалось надеяться, что они всё же есть, просто скрыты от нашего взгляда и находятся где-нибудь за туловищем.
Весь организм женщины дислоцировался у окна приёмной Облархива и, судя по чавканью, был занят активным поглощением пищи. Голова, в ответ на наше дружное приветствие, кивнула и глухо промычала:
– Мугу…
Туловище не двигалось, а чавканье продолжалось с прежней интенсивностью. Вовка почему-то поприветствовал её ещё раз и, переведя взгляд на меня, недоумённо пожал плечами. Повисла неловкая пауза в нашем, не успевшем начаться, диалоге.
В помещении было тихо. На обшарпанном столе архивного работника блестел глянцем старый дисковый телефон. Рядом лежала какая-то серая канцелярская книга, с привязанной к ней дешёвой китайской ручкой. На стене кварцевые часы издавали мерное тиканье, которое эхом разносилось по абсолютной тишине помещения государственного учреждения.
Я решил, что прождали мы уже достаточно долго, и едва решился на вопрос, как вдруг прямоугольное туловище начало осуществлять медленное вращательное движение вокруг своей оси против часовой стрелки.
Руки были! У меня отлегло от сердца… Одна из них держала чашку, а другая совершала «вытирательные» движения о полу коричневого пиджака. В голове был рот, и он жевал. Глаза тоже были, и они смотрели на меня, а я, впервые в жизни, ощутил на себе действие телепатии.
Мысли архивного секретаря стремительным потоком вливались в мозг и яркими красками рисовали картину следующего содержания: «Мы с моим другом Вовой – ничтожнейшие создания, ничего не смыслящие в процедуре регистрации запросов от граждан, и даже не подозревающие о существовании действующего Закона «Об обращении граждан в государственные учреждения»! Из-за таких вот никчёмностей, как мы с моим другом Вовой, в её жизни нет счастья, а страна разворовывается, и не видно этому беспределу конца и края. И вот мы, никчемные никчемности и ничтожные ничтожности, стоим перед Ней и ПОЛНОСТЬЮ зависим от Её дальнейших решений! ОНА вершит судьбу ничтожеств! И ничтожества справедливо ответят за своё ничтожество перед Ней!».
Заготовленный заранее вопрос застрял где-то между кадыком и голосовыми связками, так и не родившись, а женщина – назовём её так – показав всем видом, что никакого интереса к нам не испытывает, медленной походкой подошла к столу, присела, уставилась на телефон и, стараясь выковырять языком застрявшую между зубов еду, сухо и громко проскрежетала:
– Слушаю!
Я стал лихорадочно вспоминать для чего мы сюда вообще пришли. Вовчик тоже молчал, наивно надеясь, что я шокирован в меньшей степени и смогу достойно сформулировать суть наших интересов. В итоге образовалась пауза. Архивариус цокнула языком, облокотилась о столешницу и, сцепив пальцы в замок, уставилась на нас с Вовкой.
Зря она это сделала. От этого её взгляда мы с другом совсем растерялись и напряглись.
Истерично зазвонил телефон. Хотя, возможно телефон просто зазвонил, и никакой истерики на самом деле не было. А если и была, то бушевала она исключительно внутри нас с Вовкой. Но мне показалось, что звон, будто молния, прорезал и без того наэлектризованную тишину государственного учреждения. Вовка тоже подпрыгнул от неожиданности. Женщина же оставалась спокойной, как квадратный удав. Она неторопливо сняла трубку и поднесла её к уху, бросая на нас обжигающий взгляд. Я отошёл в сторону, Вовка попятился следом за мной.
– Архив! – заскрипела она в трубку, и мне почему-то стало жаль невидимого собеседника. Но в следующее мгновение произошло что-то совсем уж невероятное! На лице женщины, неведомо откуда, появилась настоящая улыбка! Не оскал, не ухмылка, а именно улыбка! Голос тоже изменился и стал немного походить на женский. – Привет, дорогуша. Мда… Мда…
Мы с Вовчиком переглянулись и без слов поняли, что не всё потеряно, и на наше, казалось бы, безвыходное положение всё ещё можно и нужно влиять.
Пока женщина говорила с подругой о своей нелёгкой жизни, у нас было время окончательно прийти в себя и сделать правильные выводы.