За флажками
Шрифт:
На другом конце трубку сняли так быстро, что у меня невольно возникло подозрение — звонка ждали.
— Алло? — спросил меня импозантный голос. Совсем не по уставу, но я не стал заострять на этом внимание.
— Андрей Ильич? — в ответ спросил я.
— Он самый, — согласился голос.
— Вы слышали, как я с вашим коллегой беседовал?
— Слышал, — импозантный голос изобразил улыбку, насколько это возможно для голоса. — Мы с ним в одном кабинете сидим. Ба-альшой такой кабинет. И акустика замечательная.
— Вы там а-капелла часто поете?
— Что? — удивился он.
— Ничего, — поспешил сказать я. — Вы на меня
— Вы — Мешковский, — повторил он. И, после секундной заминки, добавил: — Вы — водитель того самого такси, что было замечено на месте перестрелки. Так?
— В яблочко, как из пистолета, — похвалил я. — Вы вчера общались с моим напарником, который Ян Литовец, и он рассказал мне о вашем разговоре. Только вам нужно со мной беседовать, потому что он тут — там, да? — совершенно не при делах. Его там не было. Там я был.
— Это хорошо, что вы позвонили, — сообщил мне Балабанов, — Только почему вы сразу не сообщили о произошедшем?
— Боялся, — я передернул плечами. — Если бы вы там были, вы бы меня поняли. Только вы там не были, а я не поэт, описать не смогу. Но страшно. Черт.
— Понятно, — успокаивающе сказал Балабанов. — Ну что ж, еще не поздно. Можете вы подъехать в отделение?
— Наверное, могу. Моя смена сегодня в восемь начинается. Я имею в виду вечер.
— Я понял, что вечер, — успокоил Балабанов. — Утро уже прошло.
— Да, правда? — я посмотрел на часы. Утро, собственно еще не прошло. Но восемь часов действительно были позади. — Послушайте, Андрей Ильич, а можно сделать так, чтобы вашего напарника при нашем разговоре не присутствовало? Что-то он мне доверия не внушает — сердитый какой-то. Может, у него на меня зуб имеется? Он из пистолета хорошо стреляет?
— Бросьте глупости городить, — заржал Балабанов. — Но, если уж вам так хочется, мы можем встретиться где-нибудь вне конторы. Хотите, я к вам на работу заеду перед сменой? Где вы находитесь, я теперь знаю. И машину вашу тоже знаю.
— Ну, если вам так будет удобно, — я удивился. Редко встречаются менты, готовые оказать тебе любезность. Но Балабанов объяснил свой альтруизм просто:
— Мне будет удобно. Я собираюсь сегодня после работы пивка попить, а минутах в десяти от вашего таксопарка есть неплохая пивнушка. Так что к семи мне будет очень удобно. Ну как, договорились?
— Конечно, договорились, — поспешно сказал я. И мент повесил трубку.
Я действительно был весьма признателен Балабанову за его предложение. И не потому, что боялся его коллеги, имени которого так и не узнал. Хотя и это, конечно, тоже. В мои ближайшие планы вовсе не входило заводить себе недоброжелателей среди ментов, а после недавней словесной пикировки я готов был спорить на что угодно — дружба с этим памятливым мне уже не грозила. Но, главным образом, мне пришлось по вкусу, что не придется тащиться на другой конец города с разваливающейся на части головой. У меня было подозрение, что подобного издевательства над собой я могу просто не пережить.
Короче говоря, мент меня выручил. Ну, на редкость хороший экземпляр попался. И, весь искрясь благодарностью к нему, я отправился спать. Похмельное возбуждение прошло, настало время сна. Чем я и воспользовался, чудом не забыв завести будильник.
3
Мент Балабанов и на вид оказался довольно импозантным мужчиной. Будь я женщиной, я бы в него непременно влюбился. Но я женщиной не был, а потому решил не впадать в крайности.
Балабанов был толстоват, шевелюрист и имел одежду в виде элегантного темного костюма стоимостью в половину моей зарплаты.
Андрей Ильич изрядно попахивал пивом, но он был мент, и ему это было можно. Я же был таксист, к тому же перед сменой, и мне нельзя было попахивать ничем алкогольным, однако я попахивал перегаром. Не сильно, но все-таки. Однако, будучи под впечатлением нескольких литров «Жигулевского», Балабанов ничего криминального во мне не обнаружил.
— Это вы — Мешковский? — спросил он, застав меня в тот самый момент, когда я, бессовестно лодырничая, слонялся по гаражу.
— Таки да, — я окинул его подозрительным взглядом. В тот момент я еще не знал, что он Балабанов и мог предположить все, что угодно, вплоть до того, что передо мной — замаскированный негр, заброшенный в наш таксопарк с целью промышленного шпионажа в пользу какой-нибудь недоразвитой африканской державы. Но с виду он выглядел очень даже прилично, во всяком случае, совсем не так, как должен выглядеть агент африканской разведки. Кроме того, я приметил, что на меня косые и счастливые взгляды бросает завгар Макарец, и понял, что это он подослал ко мне незнакомца и теперь рассчитывает, что я огребусь крупных неприятностей. Ну, не любил он меня, завгар Макарец.
— Я Балабанов из Советского райотдела милиции, подтвердил мою догадку незнакомец, оказавшийся знакомцем.
— Понял, — кивнул я. — Пойдемте отсюда в аккумуляторную, а то что-то мне Макарец не нравится. Как бы он косоглазие на старости лет не заработал. И так дурной, а тут еще и косым станет. Полная трагедия. Эзоп валяется.
— Эзоп басни писал.
— Все равно пойдем в аккумуляторную. Макареца жалко.
Я развернулся и направился вглубь гаража. Балабанов не стал возражать против моего предложения, но на всякий случай уточнил:
— А кто такой Макарец?
— Тот мишугенер, который вам на меня указал. Он вечно мне всякие козни строит. Не любит людей, у которых коллекция зубов больше, чем у него.
— У вас больше? — усмехнулся мент.
— Нет, — я покачал головой. — У него меньше. Моими стараниями.
— Занятная история, — сказал он.
— Это не история, это современность, — сказал я.
В аккумуляторной мы устроились за обшарпанным и изрезанным всякими непристойностями столом и мент, прочитав парочку из них, принялся за дело. Он записал все мои данные, включая образование, и спросил:
— Итак, что вы можете показать по существу вопроса?
Я показал все, что мог. Умолчав, правда, о том, что сам принимал участие в смертоубийствах. Мне совсем не улыбалось объясняться с ними по этому поводу. Про Шкилета, правда, пришлось рассказать. Но мой рассказ значительно отличался от того, что имело место быть на самом деле. Я не рассказал, что проломил ему лоб поварешкой. Да Балабанов вряд ли и поверил бы в это: расколоть череп здорового мужика обыкновенным половником — такое только в сказках бывает. Или при игре в лотерею. Правда, наша жизнь и есть одна большая игра в лотерею, но поди объясни это Балабанову, из которого прагматичность прет, как дерьмо из расколотого унитаза.