За городом. Вокруг красной лампы (сборник)
Шрифт:
– Ну, так я хочу поступить по ее совету и буду лоцманом.
– Милая моя Клара! Лоцманом! Это уже слишком!
– Вот прекрасная книга, папа: «Маяки, сигнальные огни, бакены, каналы и береговые сигналы для моряков в Великобритании». А вот другая: «Руководство для моряка». Вы не можете себе представить, как это интересно!
– Ты шутишь, Клара. Ты, наверно, шутишь!
– Совсем нет, папа. Вы не можете себе представить, как много я уже узнала. Я должна выставить зеленый фонарь на штирборте, красный на левом борту, белый на топ мачте
– Ах, это должно быть красиво ночью! – воскликнула ее сестра.
– А затем я знаю сигналы во время тумана. Один сигнал значит, что корабль идет штирбортом, два – левым бортом, три – кормою, четыре – что плыть невозможно. Но в конце каждой главы автор задает ужасные вопросы. Вот послушайте: «Вы видите красный свет. Корабль на левом галсе и ветер с севера, какой курс должен взять этот корабль?»
Доктор встал с места и сделал жест, выражавший отчаяние.
– Я решительно не могу понять, что сделалось с вами обеими, – сказал он.
– Дорогой папа, мы стараемся подражать в нашей жизни миссис Уэстмакот.
– Ну, я должен сказать, что результаты мне не нравятся. Может быть, твоя химия не причинит тебе вреда, Ида, но твой план, Клара, никуда не годится. Я не могу понять, как подобная мысль могла прийти в голову такой рассудительной девушке, как ты. Я решительно должен запретить вам продолжать ваши занятия.
– Но, папа, – сказала Ида, в больших голубых глазах которой был виден наивный вопрос, – что же нам делать, если ваши приказания расходятся с советами миссис Уэстмакот? Вы же сами говорили, чтобы мы слушались ее. Она говорит, что когда женщины делают попытки сбросить с себя оковы, то их отцы, братья и мужья первые стараются опять заклепать на них эти оковы и что в этом случае мужчина не имеет никакой власти.
– Разве миссис Уэстмакот учит вас тому, что я не глава в собственном доме?
Доктор вспылил, и от гнева его седые волосы на голове поднялись, точно щетина.
– Конечно. Она говорит, что глава дома – это остаток темных веков.
Доктор что-то пробормотал про себя и топнул ногою по ковру. Затем он, не говоря ни слова, вышел в сад, и его дочери могли видеть, как он в сердцах ходил взад и вперед, сбивая цветы хлыстиком.
– О, милочка! Как великолепно ты играла свою роль! – воскликнула Ида.
– Но это жестоко! Когда я увидела в его глазах огорчение и удивление, то я едва удержалась, чтобы не броситься ему на шею и не рассказать обо всем. Как ты думаешь, не пора ли нам кончить?
– Нет, нет, нет! Этого далеко недостаточно. Ты не должна выказывать теперь свою слабость, Клара. Это так страшно, что я руковожу тобой. Я испытываю незнакомое мне чувство. Но я знаю, что я права. Если мы будем продолжать так, как начали, то мы можем говорить себе всю жизнь, что мы спасли его. А если мы перестанем, – о Клара! – то мы никогда не простим себе этого!
Глава X
Женщины будущего
С этого дня доктор утратил свое спокойствие. Еще никогда ни один дом, где было всегда тихо и соблюдался во всем порядок, не превращался так быстро в шумное место или счастливый человек вдруг делался несчастливым, как было в этом случае. До сих пор он совсем не понимал, что его дочери предохраняли его от всех маленьких неприятностей в жизни. Теперь же, когда они не только перестали заботиться о нем, но сами делали ему всевозможные неприятности, он начал понимать, как велико было то счастье, которым он наслаждался, и он сожалел о тех счастливых днях, когда его дочери не подпали еще под влияние его соседки.
– Вы что-то невеселы, – заметила ему однажды утром миссис Уэстмакот. – Вы бледны, и у вас измученный вид. Вам бы следовало сделать вместе со мной прогулку в десять миль на тандеме.
– Я беспокоюсь о моих девочках.
Они ходили взад и вперед по саду. Время от времени из дома, находящегося за садом, раздавался протяжный меланхолический звук охотничьего рога.
– Это Ида, – сказал он. – Она вздумала учиться играть на этом ужасном инструменте в промежутках между занятиями химией. И Клара тоже совсем отбилась от рук. Я вам скажу, что это становится невыносимым.
– Ах, доктор, доктор! – воскликнула она, грозя ему пальцем и показывая при этом свои ослепительно белые зубы. – Вы должны проводить свои принципы в жизнь; вы должны давать вашим дочерям такую свободу, какой вы требуете для других женщин.
– Свободу, сударыня, конечно. Но тут дело доходит до своеволия.
– Закон один для всех, мой друг. – И она с упреком похлопала его по плечу своим веером. – Я думаю, что когда вам было двадцать лет, ваш отец не запрещал вам изучать химию или учиться играть на каком-нибудь музыкальном инструменте. Если бы он так поступил, то вы сочли бы это тиранством.
– Но обе они вдруг совершенно переменились.
– Да, я заметила, что они в последнее время горячо стоят за дело свободы. Я думаю, что из всех моих учениц они выйдут самыми ревностными и самыми последовательными, что вполне естественно, так как их отец один из самых горячих поборников нашего дела.
У доктора передернуло лицо от досады.
– Мне кажется, что я потерял всякий авторитет! – воскликнул он.
– Нет, нет, дорогой мой друг! Они немножко вышли из границы, порвав те путы, которыми связал их обычай. Вот и все.
– Вы не можете себе представить, что я должен выносить, сударыня. Это ужасное испытание! Вчера ночью, когда я погасил свечу в своей спальне, я наступил ногою на что-то гладкое и жесткое, что сейчас же выкатилось у меня из-под ноги. Представьте же мой ужас! Я зажег газ и увидал большую черепаху, которую Клара вздумала взять в дом. По-моему, иметь таких домашних животных – скверная привычка.
Миссис Уэстмакот сделала ему реверанс.
– Благодарю вас, сэр, – сказал она. – Это камешек в мой огород: вы намекаете на мою бедную Элизу.