За границами легенд
Шрифт:
— Я просто цветок тебе подарить хотел! — проворчал Нэл.
В темноте уже был виден только его силуэт, да слышны движения.
Обиженно выдохнула:
— Что… и замуж бы взять меня не хотел?
Он вдруг осторожно руки мне на плечи положил. Легко так. Тёплые.
— Зарёна, ну, кто я такой, чтобы мечтать о тебе?! Ты — дочь короля. А я… — голос его дрогнул, — Я — сын преступников.
— Тебе не надо — мне оставь, — сказал Акар, возникая откуда-то из темноты.
И то ли раньше ещё подкрался, то ли только пришёл — и не поймёшь.
— Мне Зарёна очень даже нужна! — бодро сказал второй из женихов, — Вот без короны вполне могу обойтись. Ну да, думаю, и для короны спутник найдётся. Короны — они такие… на дороге не валяются.
И то ли он серьёзно говорил, то ли опять шутил?..
— Но это… — присмотрелась, пока они притихли в ожидании моего ответа, и вдруг цапнула их обоих за уши — Акар взвыл, а Нэл сдержался молча, — А по какому это праву вы смеете решать всё за меня?! Захочу и замуж выйду! Захочу — и свалю куда-нибудь из этого леса! Я буду выбирать свою жизнь! Я сама!
— Да мы и не претендуем… — возразил Нэл.
И всё-таки ойкнул.
Хотя что там с ним сотворил вредный полудракон — это скрыла от меня темнота…
Через пару дней случилось ещё одно приятное событие: я впервые услышала Песню Леса.
Брат говорил, что деревья живые и можно научиться с ними общаться. Осознанно. И ещё говорил, что каждое дерево усиливает какое-то качество в прикоснувшемся к нему эльфе, человеке или драконе или, наоборот, снимает плохое самочувствие, усталость и дурное настроение. Говорил, что у каждого с рождения есть склонность к некоторым видам деревьев. Или в разные периоды жизни появляется потребность в каком-то виде силы или снятия неприятных чувств и усталости. Каждое растение какой-то срок копит силу, а потом готово ею делиться. Хочет подарить кому-то, ждёт подходящего, тоскует, если долго не идёт. Но, увы, в большинстве мест мира к деревьям обычно и не подходит никто. Или их жестоко обижают, считая неживыми бесчувственными существами. Им грустно от этого. Они все живые.
И, оказывается, подружиться с деревом просто. Просто не обижать их, не разрушать их или их части без особой необходимости. И приласкать. Вслух или про себя сказать им что-нибудь дружелюбное и тёплое — и вслух или про себя неважно — они слышат само намерение, звучащее в душе к ним подошедшего или издалека смотрящего.
Я подходила к разным деревьям, когда бродила по лесу. Гладила их, обнимала, говорила им тихо ласковые слова. Мол, какие они высокие, какие сильные, какие красивые, какие у них плоды вкусные или как чарующ узор их ветвей и листьев, меж которых виднеется небесный просвет…
Эльфы, застав меня за эти странным занятием, улыбались — и спокойно шли мимо. Даже как будто норовили не отвлекать — и в том числе неудавшиеся и сохранившиеся кавалеры. Как будто в общении кого-то с растениями было нечто священное, тайное, личное, от чего общающегося старались не отвлекать.
Поначалу ничего не происходило. Потом я заметила, что когда я прихожу усталая или в плохом настроении, то после «общения» с деревьями эти плохие чувства быстро или постепенно исчезали. Стоя в обнимку с деревом или прислонившись к нему спиной и ладонями, очень ясно думалось, рождались новые идеи и решения — и они были как-то светлее и добрей. Злиться после такого «общения», особенно, долгого, уже не хотелось. Вдохновение приходило — я потом вдруг поймала себя на желании прийти домой и дотронуться до струн каэрыма, подаренного мне отцом. И, постепенно, как-то вдруг поймала себя на том, что несколько дней уже не бренчу сама или играю куски разученных мелодий, а сама рождаю какой-то перелив мелодии. Я её потом сыграла брату — тот сиял.
А на следующий день почему-то весь эльфийский народ уже узнал, что принцесса сложила первую свою мелодию, видно, брат на радостях кому-то растрепал. И отец велел устроить такое роскошное пиршество, будто была свадьба дочери или рождение ею первенца. Впрочем, это эльфы, чего уж с них возьмёшь?
Мне ещё пришлось раз десять играть моё скромное музыкальное изобретение и эльфы слушали с такими серьёзными лицами, так внимательно, что мне уже страшно стало, что меня вот-вот забросают тухлыми помидорами за надругательство над любимым инструментом и их остроухими ушами. Но нет, последовали бурные хлопки, после чего к нашему столу подсели шестеро остроухих: мальчик лет десяти, старик и четверо молодых — и завели разговор о музыке. От пятерых и их музыкальных терминов я едва не уснула. Но когда старик просто и кратко уточнил, как ещё можно играть, как струны зажимать, то меня увлёк. Всего с час или около того поговорили, а у меня появились новые идеи, да и музыка моя стала после как-то лучше звучать.
Как мне потом учителя объяснили, старик был одним из лучших мастеров каэрыма — и в изготовлении, и в игре на нём. И, кстати, считался вторым из лучших учителей по игре. Отец, довольно улыбавшийся во время всего этого мероприятия, после моей беседы со старым учителям едва не светился. Кажется, впервые наблюдала, как король гордится за свою дочь. Но ведь это только мелодия, одна и самая первая! Впрочем, они — эльфы, для них искусство словно воздух.
А потом я стала ощущать, что во время моих прогулок некоторые деревья сами как будто зовут меня — возникало сильное желание к ним подойти, коснуться. Чувствовала прилив сил после того. Видно, это были деревья, которые много сил накопили и очень звали кого-то, с кем б могли поделиться. И ещё, может, их сила как раз была очень нужна сейчас мне.
Потом я иногда стала видеть, то ли глазами, то ли извне белые лучи, тянувшиеся от деревьев, которые я приветствовала, ко мне. Чувствовала, как вокруг меня появлялся какой-то беловатый силуэт после общения с ними. И вместе с ним настроение улучшалось, силы появлялись, и я начинала думать как-то добрей.
— Теперь ты — настоящая эльфийка, — улыбнулся брат, когда я ему об этом рассказала, — правда, люди тоже б так смогли, если б захотели. Дружба с деревьями или с целым Лесом происходит, если захотеть. Хотя с целым Лесом подружиться сложней, чем с отдельными растениями.
Со временем начала ощущать, как поднимается моё настроение, когда подхожу к моим самым любимым деревьям. А после было ощущение, будто посидела у друзей.
Потом молнией в грозу сожгло мою берёзу. Я ещё не дошла до неё, как ощутила, что что-то не то. Вроде обращалась к ней, но в ответ была тишина. И какая-то пустота. А потом подошла и увидела огрызок обгорелого ствола. В слезах прибежала к Эру.
— Это другая сторона дружбы и любви, — тот вздохнул, — Мы радуемся, когда с близкими всё хорошо, отношения тёплые, они здоровые и дела у них ладятся. Но нам больно, когда больно им. Нам больно их терять. И с деревьями точно также: они будут поддерживать и радовать тебя, но если они пострадают, то тебе от этого тоже будет больно. Потому что вы уже связаны невидимыми узами любви, — он вздохнул, — А впрочем, все мы в этом мире связаны друг с другом невидимыми нитями.
Останки моей любимой берёзы увезли, а на её месте посадили новее дерево, тоже берёзу. Но она была какая-то чужая. Я боялась проходить мимо, боялась ощущения потери и пустоты, недоверчивости, которые посещали меня при взгляде на неё. Хотя это была другая берёза, тоже высокая и красивая, но она была не та. Не моя.
И, бывая с Акаром в других местах, я начала ощущать со временем, как недоверчиво, напряжённо следят за мной другие Леса, которые не знали меня. С одним из них, над которым меня часто катал полудракон, мне немножко удалось познакомиться — уже исчезла напряжённая тишина от пространства, смотрящего за мной. И даже появилась какая-то теплота. Чужой лес постепенно оттаивал и даже стал становиться моим. Потом в тамошней деревне был пожар, погибли люди, сгорели дома и несколько сотен деревьев вокруг. Я плакала из-за этих деревьев. И Акар перестал меня носить в том направлении, чтобы не расстраивать лишний раз.