За границами легенд
Шрифт:
Тут небо разорвала напополам огромная молния — и все люди, да и я заодно, застыли, смотря в окна на неё.
— Если вам так нравятся независимые девицы, то, может, поискали бы среди драконок?! Кстати, и детей бы родилось побольше, чем…
Э… я… приглянулась эльфу?! Я?! Ой, а вдруг он передумает и вернётся знакомиться?
— Ох, снова вы про детей? Да я молод ещё! Какие дети?!
Они уже отошли далеко — и гром скрыл их дальнейший разговор. А может, его и не было.
Я наклонилась и подняла сумку. Странные чувства терзали меня. С одной стороны, облегчение, что эти две красивых морды свалили. И не будут вводить меня во искушение. Так что, если
Растрясти посетителей на драку мне не удавалось, как ни язвила. Наконец, смилостивился трактирщик надо мной. Мол, проворчал, хотелось бы старые кости размять. И ежели одолею его — с него комната на пару деньков, да еда три раза в день за его счёт. Или, хм, думал ко мне подкатить? Нанять в охранники? Или приударить за мной?
Чтоб не приударил, я сопротивлялась долго и решительно. Фингал ему оставила. И ногтями прошлась по щеке — я давно смекнула, для чего девицы ногти растят подлиннее, даже приличные девицы из богатых семей. Не красоты ради. Но он, побитый и воняющий душным потом — видать мяском побаловаться любил — только смеялся. Взять его измором не смогла. Сама выдохлась. Но он сам увильнул, мол, спину прихватило. Сказалось, мол, старое раненье, короче, предложил заплатить, как обещал, «а довоюем мы с ним потом». Я согласилась. Но решила дверь изнутри на щеколду запереть и пригородить чем-нибудь потяжелее. А то мало ли?..
Но гроза разыгралась страшная. Мало того, что лило жутко, так ещё и порывы ветра насыпали в окна сорной дряни с улиц — и люди даже без просьбы трактирщика кинулись их прикрыть. И до того, как все окна прикрыть успели, видны были огромные молнии, разделяющие на куски тёмное и мрачное небо. И гром, жуткий… будто горы осыпались на город… будто сейчас потолок осыплется нам на головы…
Короче, пришлось всем задержаться в обеденном зале. И, якобы бодро, затеяли «перекинуться в картишки». Я тоже сидела, поставив корень — якобы полезный очень, редкий. Но он действительно был полезным. А так-то почти во всех лесах Черноречья рос, по словам Григория. Но местные его, по его же словам, намеренно не искали, так что не в курсе были.
И, хотя за стенами была непогода, однако же уши помогали мне различать шорохи. Потому я подозревала, кто с кем мухлюет. Да и память у меня, как оказалось, хорошо запоминала уже выпавшие карты. Эх, хорошая память эльфийская, полезно с нею в карты играть! Так что, прежде чем корень ушёл к трактирщику, я уже завладела тремя серебряными и пятидесятью медными. А потом мне уже зверски спать хотелось — и махнула на отвоевание корня. Хотя, правда, разыграла драму от расставания с ним — раз десять оборачивалась и смотрела на его плотный широкий стан и тощий хвостик с многими тощими ответвлениями-корешками.
В комнате на втором этаже, морщась — крышу, казалось, сейчас сорвёт или проломит — подтащила шкаф к запертой на щеколду двери. И только тогда успокоилась, разулась, растянулась на кровати.
Но сон не шёл. И даже не гроза мне мешала — в деревне родной и не такую видала.
Нет… всё не шёл из головы кареглазый эльф. И почему-то думалось, каково ему было на улице? Ведь они перед грозой вышли, может, не успели добраться до места? Вымокли, наверное, оба, мерзкий Син и он… тот… и что мысли мои о того остроухого так зацепились?
Перевернулась на живот, лицом уткнулась в подушку. С не очень свежей наволочкой. С досадой перевернулась обратно, чтоб подушкой не дышать. Эх, сюда бы травы, которым пахло дыхание того остроухого парня! Хотя… Григорий сказал, что у них там время замирает. Века на два-три. Так что, может, на старика я засмотрелась… я… и засмотрелась… на мужчину! Ууу!!! Вот зараза! Хотя красивая! И его руки… когда он поддерживал меня, начавшую падать, одной рукой… у него были сильные руки… тёплые…
Я лежала и вспоминала… невольно вспоминала, как он обратил неловкость моего падения и натыкания на его руку в мгновения танца. Как он пытался ухаживать за мной. Заботился… И от прикосновения его руки было уютно… как от рук Григория… тьфу на Григория! Тот тоже ушёл и оставил меня одну! Но те руки… тот уют, который испытала рядом с ним…
Я лежала и вспоминала. Невольно вспоминала, что там девки рассказывают про парней. Деревенские девки и городские. Замужние и не замужние. Что-то там, говорят, просыпается, вблизи симпатичного мужского тела… не, я у них много чего наслушалась… но тут, как будто, было что-то не то… просто было тепло его рук и уют… как рядом с Григорием…
Зарычав, подхватила подушку и наподдала себе по морде. Мерзкий эльф из мыслей не ушёл. Ни тот, ни второй. К счастью, хоть Син мне почти не мерещился. Только руки Григория и руки этого, неизвестного… а когда я перестала себя щипать и вытянулась, мне уже не досадно стало на незнакомого эльфа, а волнительно, как он там попёрся ночью и через грозу. А вдруг молнией приложило?..
Очередной громовой раскат был жутким. И неожиданным. Таким громким, что я подскочила. Села, сжала рубашку над грудью.
Это был последний удар грома. После гроза кончилась. И в щели рассохшихся ставень повеяло свежестью, какая бывает после дождя. Сладкой свежестью повеяло. Но с тем ударом сердца что-то замерло во мне. Будто жизнь остановилась. Будто что-то упало во мне. Будто что-то разбилось. И страшно стало. Словно уже было не вернуть ничего.
Только с зарёю — моею невольной сестрою и тёзкой — мне удалось наконец-то сомкнуть веки…
Он лежал под мостом, на дне пересохшей реки, заполняемой потоками дождя. Одежда смята, волосы, длинные волосы, почти все выпали из узла, спутались, разметались. Дождь вытирал с порезанной во многих местах одежды и с раскроенного тела кровь… сбегали вместе с дождевой водой кровавые струи… кровавые лужи стекали в высохшее, заполняющееся русло канала реки, выложенное изнутри тёмными овальными камнями…
Тот, в атласной тёмно-зелёной одежде, тоже изрядно потрёпанный, стоял на мосту, смотря вниз. Он торжествующе смеялся.
Со стоном приподнялся на локтях Син. Враг перестал смеяться, обернулся, хотя шум струй по камням заполняющегося водой и кровью канала скрадывал звуки.
Черноволосый эльф выбросил руку. Блеснуло. И будто молния, большая и яркая, шарахнулась с его руки. Соперник успел отскочить. Выгнулся, выдохнул…