За границами легенд
Шрифт:
— Вадим, ты когда-нибудь повзрослеешь? — мрачно спросил светловолосый.
— Зачем? — возмутился его приятель, потирая ушибленный бок, — Чтоб тоска заела?!
Я подобрал брошенную сумку и побрёл по улице. Долго или мало слонялся по городу, не понял: ощущение времени пропало, а отяжелевшую голову было трудно поднять к небу. Кто-то попробовал сунуть руку мне в сумку — и рухнул от моего пинка. Голова у меня начала раскалываться, ноги — слабеть. Вор вскочил, в его руке блеснуло лезвие. Из-за проклятой простуды и долгой драки моя ловкость заметно поубавилась, потому пропустил один из его ударов. Отбросил его от себя, переместился на короткое расстояние. Хотел перевязать рану, но всё вокруг поплыло… Очнулся уже на мостовой, возле ограды чьего-то дома. И опять увидел лицо того, кто уже давно находился за Гранью. Мгновение мы смотрели друг другу в глаза, потом он резко отскочил от меня. Хлопнула дверь ближайшего дома… Другие ноги зашлёпали по дороге… молодые… Всё вокруг размазалось…
История Зарёны "Отблески костра" 2.1
История Зарёны
Отблески костра
Пламя зловеще танцевало в ночной темноте, выхватывая небольшой кусочек леса. Отблески костра бешено метались на моих подсыхающих волосах. Сверху с холодным любопытством наблюдали за мной многочисленные звёзды. Я долго и тщательно расчёсывала рыжие пряди, сейчас напоминавшие о золоте и огне, потом спокойно заплела их в одну косу, достала кинжал. И резким движением отхватила волосы на уровне плеч. Коса беззвучно упала на землю. Оставшиеся пряди оказались разной длины: и до плеч, и до лопаток. Голова почувствовала необыкновенную лёгкость. Надо же, какие волосы тяжёлые! И отчего сердце пронзила эта щемящая грусть? Они были такие красивые, они ещё несколько мгновений назад были неотъемлемой частью меня… Но поздно. Разве что иногда косу к длинным прядям лентой привязывать. Вдруг понадобится притвориться простой девицей?
Расчесала остатки от былого великолепия. Отлично, обрезанные пряди прикрывают мои уши. Значит, о моём родстве с остроухими губителями красоты не узнают. И та родня меня не найдёт.
Кусты вдалеке затрещали. Когда из зарослей за моей спиной выскользнули десять заросших и непричёсанных мужчин, я уже поджидала их. Вид вооружённой девицы с короткими криво обрезанными волосами, облачённой в плотную нижнюю рубашку, не скрывавшую верхних изгибов и форм, а так же натянувшую под них просторные штаны, заставил разбойников недоуменно остановиться. Не то их Мстислав не добил, не то решили грабить людей совсем недавно. А впрочем, мне всё равно.
С яростным воплем бросилась на ошалевших мужчин, срезала приличный клок волос с парня, стоявшего впереди. Наподдала ему кулаком в живот. Развернулась, поднимая ногу и ударяя стоящего рядом по коленям. Вся злость на мужчин, копившаяся с раннего детства, когда поняла, почему меня с мамой все в деревне ненавидят и презирают, сегодня выплеснулась наружу…
Они не сразу очухались и начали обороняться, поэтому я с лёгкостью уложила семерых, а с оставшимися троими пришлось попотеть. Особенно доставали двое: молодой сильный вожак и седеющий воин из его шайки. Первый не бил в полную силу, жалея моё молодое и красивое тело, за что наконец-то поплатился. Второго я одолела за счёт здоровья и недавнего отдыха: он уже где-то ножами намахался. Оставив разбойников валяться на мокром мху и перечислять известные им матные выражения, убрала кинжал в ножны, те привязала к поясу. Сунула отрезанную косу в сумку, ту перехватила и оторвала от земли. Костёр залила водой из фляги. И ушла.
Друг усердно меня учил. Теперь все, кто покушался на мои вещи, оставались лежать со сломанными носами или перебитыми руками и ногами.
Я добралась до Связьгорода, получив только пару синяков и одну царапину. Да и злость выпустила.
В столице решила начать поиски будущей нанимательницы с изучения местных слухов. Два дня прослонявшись по городу, особо застревая на рынке, так ничего дельного и не услышала. Решила зайти с другого конца, ускорив поиски, да и жрать уже хотелось, по-человечески: корни, накопанные в лесу в пути, что Григорий показал, надоело уже жевать — и пошла в трактир за сведениями. Для начала, в мужской одежде. Ну, девке-то как-то спрашивать, к кому в охрану наняться, несолидно. Скажу, что за сестру прошу. Ведь не всем ж богачам охота, чтоб их супруг да дочерей охраняли молодые, да сильные парни, а то мало ли чего? Девки молодые — дуры влюбчивые, могут и убежать, и, совсем уж дрянью если дело обернётся, в подоле принести ребёнка, незаконнорожденного. А если девку будет охранять другая девка, хорошо дерущаяся, то вроде так получше?..
В общем, упрятав косу срезанную на дно сумки, да в мужском прикиде, заявилась я в самый солидный из столичных трактиров, про который говорили, что популярный, да что и из господ кто-то не гнушается туда ходить.
Эдак дверь пинком ноги открыла — подсмотрела, что у вошедших до меня так открывалась, внутрь — и гордо зашла.
Ничего так хата, просторная. И народу прилично — с три дюжины человек, большей частью, местные. Ну, судя по красной вышивке с цветочными мотивами у воротов, да краёв рукавов, по подолу светлых длинных рубах. Хотя… вон у тех нашивки в форме большого овала, значит, и трое многореченцев тут. Да двое мужчин неизвестно из какой страны Белого края — такие узоры носили у всех или почти у всех, очень уж популярные в Белом краю. Разве что на столе в ряду от дверей, да посередине примерно зала, сидят двое в светлых одеждах, с синей вышивкой по воротам рубах, да по краям рукавов, подолу длинных рубах. И у этих в поясах плетённых узоры из ромбов, треугольников и квадратов. Ага, из Синего края. Хм… Простолюдины почти все. Ну, или из купцов, что не хотят высовываться. Разве что там, у стены, один-единственный парень в дорогих одеждах, блестящих таких, гладких, из ткани… дряни этой название забыла. Но дамы носят платья из таких. Он ел жаренные куриные ноги, но иногда поглядывал на двоих из Синего края. Эти двое…
Взгляд перевела опять на них. И застыла.
А что-то было в этих двух молодых мужчинах такое… другое…
Смотрела долго и всё никак не могла понять, что в них не то?.. Вроде простолюдины как простолюдины, ну да, смазливые, но, судя по фигурам, не шибко мускулистые. Но что же такое?.. Почему я так на них смотрю?!
Вот один из них, черноволосый, зелёноглазый, взгляд случайно заметил мой, усмехнулся насмешливо. А спутник его, заметив, что он отвлёкся от тихой беседы, обернулся. Да и кто-то из присутствующих, следящих невольно или вольно за синекрайцами, тоже. Но…
Запоздало поняла. Если про остальных мужчин и парней можно было сказать — выпучились на меня иль зыркают, то вот про этих двоих… ну, не хотелось говорить грубо. Особенно, на этого, повернувшегося в пол оборота. Причём, не просто так повернувшегося, а так… Ну, хоть картину малюй! Такая изящная поза, гордый поворот головы. Светло-карие глаза в обрамлении густых чёрных ресниц, смотревшие на меня с величественным спокойствием. Невозмутимость в густых, но изящных бровях. Длинный прямой нос, какой-то тоже гордый. Застывшие тонкие губы — ни недовольства, ни улыбки. И волосы… Его каштановым длинным волосам — аж ниже поясницы сходили иль вовсе до колен — небрежно собранным у основания шеи, по многоречинским обычаям, таким густым и гладко вычесанным, позавидовали бы многие девицы. В косу б заплести — и знатная вышла бы коса, толстая. Да ещё прихвачены не абы какой верёвкой, а каким-то длинным шнуром, свитым из ниток четырёх цветов: белым, светло-сиреневым, васильково-синим, да коричневым, под цвет глаз обладателя. И не просто свисают концы, один так, местами кокетливо или с шиком перекинулся через плечо. Да и… его спина, ровная, осанка королевская, плечи хоть и не широкие, но расправлены свободно…
Он задумчиво подхватил кружку со стола и отпил, глядя на меня. Но… как он её взял, эту злосчастную кружку! Осторожно, смыкая тонкие и изящные пальцы правой руки на рукояти, а левой — под дно кружки осторожно пальцы подложил. И к губам так поднёс… медленно… красивым таким движением… и пригубил… легко так, спокойно. Не как мужики в деревне как загребут кружку, да как запрокинут, да как отхлебнут жадно и шумно… нет… Уже тем, как этот странный молодой мужчина просто поднял чашку и как напиток пригубил, можно было залюбоваться! И… кажись, я и в правду залюбовалась… я… залюбовалась? Мужиком?.. Каким-то парнем?!
Хотя… внешне он был молод. Лет двадцать два-двадцать три, гладко выбрит, как в Синем краю. И чистый подбородок, и лицо с изящными чертами молодили бы другого, но… в этом что-то было… в глазах его… и не хотелось звать его ни парнем, ни юнцом. А как-то посолиднее назвать хотелось. Юношей. Иль даже молодым мужчиной. Ну, редко когда у парней увидишь такой спокойный взгляд, как у мужчин бывалых, зрелых, уже увидевших много чего, да чего-то уже в этой жизни достигших, настоящего, а потому имевших полное право спокойно взирать на остальных.