За гранью игры
Шрифт:
Я только загляну: проверю, все ли в порядке.
Это я так себя уговаривал. Знал ведь, что не пройдет этот номер. Прямо как в школе.
Помнится, в третьем классе какой-то умник на спор разбил фанеру, которой заколотили в двери огромную дыру. И теперь можно было заглянуть внутрь. Интересно же! Дверь была выкрашена в темно-синий цвет вместе с ручкой и щеколдой. Видимо, предполагалось, что никто туда в ближайшие лет десять ломиться не будет. Ага, как же! Это ведь школа, а не замок с привидениями! Просчитались педагоги.
Первым полез я. Я тогда тоже себе
Как я тогда отчаянно трусил. Боялся, но лез.
Страшно мне было до чертиков! Там оказалась обычная лестница. Окно огромное, наполовину закрашенное синей краской. Пыли пальца на два, паутина. Помню, как я топтался на площадке, не решаясь отойти от спасительной дыры. А потом, махнув рукой, я сказал себе: «Я – герой!», и побежал вниз, чихая от поднявшейся пыли.
А внизу стоял скелет.
Ох, как я тогда заверещал и едва не проломил двери, не попав в заветный лаз с первого раза. Возле дыры уже столпились одноклассники.
– Ты чего?
– Там мертвец!!!
А мимо проходил Игорь, шестиклассник. Ему хорошо, он большой. Он на меня посмотрел и сказал:
– Пошли вместе, проверим.
– Пойдем, – ответил я под изумленные ахи девчонок.
Скелет оказался учебным. А нас с Игорем потом к директрисе водили, родителей вызывали. Отец даже грозил выпороть у директрисы-то в кабинете, а дома сказал: «Что ж ты, Ванька, под шумок не успел смотаться?» Я тогда набычился: не понимал отец, что это – самая настоящая слава! А отец вдруг рассмеялся, потрепал меня по голове и сказал: «Молодец. Ты все сделал правильно. Главное – никого в жизни не бояться, ни скелетов, ни директоров».
В общем, набрался я смелости и заглянул в комнату к Аллане. Не видно ни черта. Дышит ли она?
Я тихо пробрался и прислушался.
– Ну и долго ты так стоять собрался? – Голос Алланы застиг меня врасплох, точно гнев богов – жителей Гоморры.
Я аж подпрыгнул.
– Откуда у тебя такой нездоровый интерес к женщинам? – спросила журналистка и зашелестела перинами, наверное, уселась.
Я нащупал стул и присел. Нет, не съест она меня. Мы столько вместе прожили. Целый день! Или сутки? Или больше? Какая разница.
– Ты красивая, – брякнул я дежурную фразу.
– Я знаю.
Какие комплименты нравятся инопланетянкам? А может быть, это только наши женщины любят ушами?
И мы начали обстоятельную беседу о поэзии. Я вспомнил Пушкина. Нет, не «Скажи-ка, дядя...», а нормальное любовное послание.
Я вас любил, любовь еще, быть может,В душе моей угасла не совсем.Но пусть она вас больше не тревожит,Я не хочу печалить вас ничем...Я понимал, что несу всякую чушь. Я, как назло, никого, кроме Пушкина,
– Зачем ты мне все это говоришь? Ты же знаете, что у нас нет души, так к чему весь этот кич: любовь не угасла, – спросила Аллана голосом капризного ребенка. – И вообще, меня и так ничего не тревожит.
– Это стихи. – Боги, как тяжело ухаживать за инопланетянками! Какие они все разборчивые и вредные! Я, можно сказать, подвиг совершил, стишок вспомнил, а она вместо того, чтобы умилиться, еще и критикует.
– Что есть стихи и зачем они?
– Знаешь, Аллана, все что не проза – это стихи. – «Что бы ей такого умного сказать?» – Вот Пушкин писал чаще всего двустопным ямбом.
На-ка, съешь, меня тоже чему-то в школе учили! Правда, если выяснится, что Аллана знает про стихотворные размеры, то я погорю.
– И что такое двустопный ямб?
Черт! Кто меня за язык дергал? Ямб – это не хорей. А хорей – это не ямб. Все. Больше я ничего не знаю. Поэтическое нытье про пастушков и барашков – это удел смазливых девиц. И чего это меня вообще на поэзию потянуло?
– Какая разница. Главное чтобы складно было и запоминалось.
– Да зачем все это нужно?
– Чувствуем мы так, – проворчал я.
А что еще можно было ответить?
Мысли начали путаться. Неправильный распорядок дня снова дал о себе знать.
Я понял, что просто сильно устал. Так сильно, что даже не хочется вести научный диспут о силе любви и влиянии стихотворного слова на души. Жаль, сам себе испортил такой романтический вечер. Вернее такую ночь...
Ничего великого я не совершил. Кажется, я так и уснул на стуле.
Папка «Personal»
Проснулся я в кровати. Один. В трусах. Солнце било в окна. Наверное, уже давно полдень. Вот засоня! Да еще к тому же не помню, как раздевался. Наверное, Аллана постаралась. Видимо, я ей все-таки нравлюсь.
С кухни летели голоса:
– Да пусть поспит еще. Ангел раньше трех часов ни разу не спускался.
– Много спать вредно.
О чем это они?
На пороге появилась моя журналистка. А она очень даже ничего, эффектная, особенно когда умоется. Ей бы еще намекнуть, что земные женщины косметикой пользуются, короткие платья носят, сережки, колечки. Лишь бы правильно все поняла. А то опять заведет шарманку: на фига да почему?..
– Вставай, бездельник! – Это Аллана обратилась уже ко мне.
Да, прогресс в наших отношениях наметился. Вот уже и сарказм появился. Это хорошо. Жаль только, что все ухаживания так и не задались. Ну, ничего. Вот выберемся из шара, то бишь из трансформатора, удерем от слуг Шеллеша – и сразу в ресторан. Жрать пасту «Здоровье» и пить аркафе. Это если у них дичи и вина не окажется. Эх, почему шампанское придумали то ли французы, то ли гусары, а не инопланетяне? Вот было бы здорово. Въехали бы в ресторан на флайере, заказали бы лучший столик, местную музыку. Типа «Империя, все ночи полные огня». Веселух всяких и скоморохов позвали бы. Или у интеллектуальных граждан ничего такого и в помине нет? Им бы только в мониторы пялиться. Эх, цивилизация!