За гранью мира алая заря
Шрифт:
— Это ничего, что я так, без приглашения? — учтиво осведомилась она.
— Ничего, — ответил тонкий подростковый голосок.
— Я тут немного передохну, — в эту фразу Маруша постаралась вложить больше утверждения, чем вопроса.
— Ладно, — безвольно согласилась неизвестная птица.
Зловещее карканье разнеслось над самой крышей. Остроклювые вороны искали ускользнувшую беглянку. Маруша напряглась. Оставаться у выхода было слишком опасно. Может, ее хвост торчал сейчас из-под крыши явным ориентиром? Собравшись с духом, птичка начала протискиваться внутрь. Невидимый жилец распластался по стенке и пропустил неожиданную гостью. А та уже пробралась на низенький чердачок
Ничего потрясающего. Птенец птенцом, который крылья расправить не может из-за груза комплексов и страха. Маленький клювик, который не из каждой щелки выцепит жучка-паучка. Круглые глазенки, наполненные ужасом и скорбным ожиданием. Худющие лапки и недоразвитые крылья. Тело на удивление выглядело довольно упитанным. Впрочем, птицы, намеренно отказавшиеся от полета, редко могут похвастать стройной фигурой.
На чердаке было весьма уютно. Маруша быстро успокоилась и позабыла про грозных бойцов, ведущих непрестанные поиски. Она внимательно оглядела птенца неизвестной породы. Маруша готова была поспорить на килограммовую гирю к каждой лапке, что раньше таких птиц ей встречать не доводилось. Цыпленок, да и только. Но цыплята по чердакам не лазают.
— Ты откуда такой? — сердито спросила она. Расслабляться не стоило. Тихоня тихоней, а ну как погонит он ее с чердака прямо в когтистые лапы.
— От мамы, — тихо пояснил птенец.
— И давно? — не то, чтобы Марушу это интересовало, просто в гостях принято разговаривать.
— Семь лет.
— Ого, — не сдержалась Маруша. — Да ты, видать, у нас самостоятельный.
— Да, — едва заметно кивнул птенец. — Самостоятельный я прямо с тех пор. Самолетательным никак не получаюсь.
Маруша помочь ему не могла, поэтому ловко перевела тему:
— А здесь зачем?
— Брата ищу, — голова птенца понуро склонилась.
— Значит, у тебя и брат есть? — Маруша чувствовала, что скоро отдохнет, и тогда ненужный разговор можно будет оборвать.
— Где-то есть, — вздохнул птенец. — Да только нам теперь никогда не встретиться.
— Вот оно как, — понимающе кивнула Маруша. Она почти не слушала птенца. Ей требовалась только передышка, а потом — фрр-р-р-р крылышками — и ни один ворон не догонит. А на заре она доберется до Заоблачной Страны.
— Да, — снова кивнул птенец и нахохлился. Чердак окутало молчание. Тягостное. Нехорошее. Под которое не то что не отдыхается, а и не дышится совсем.
— Ну а чего не встретиться-то? — разорвала тишину птичка.
— Тебе интересно? — удивился птенец, и вдруг его голос радостно зазвенел. — Тебе ВЗАПРАВДУ интересно?
«Ага, больно оно мне надо, — пронеслось в голове, — еще и тебя выслушивать после мертвых поэтов, да длинноклювого».
Но сказать правду она не смогла.
— Давай уж, — настойчиво согласилась птичка, — рассказывай.
28
— Близнецы всегда похожи внешне, но характеры могут разниться до невозможности, — начал птенец. — Было нас у мамы двое. Я — Сак, и братец мой Сук. Ты не поверишь, но родились мы бескрылыми. И в человеческом обличии прожили до семи лет.
В тот день рождения отец вручил нам один подарок на двоих. Лук и стрелы. Наверное, он думал, что мы сможем играть им вместе. Ага, он бы еще больше в поле работал. Итак, видел нас только по выходным, где ж ему догадаться…
Да не, мы бы сыгрались. Однако Сук вечно любил делить. Сначала себе он забрал стрелы, а мне сунул лук. Я сидел
— Слабо было сделать стрелы самому? — спросила Маруша.
— Я тоже догадался! — обрадовался птенец. — Но не сразу. И уж лучше бы эта мысль никогда не приходила мне в голову. На следующий день у меня был и лук, и целая туча стрел. А Сук вдруг понял, что стрелы ему уже до смерти надоели. Он не умел придумывать игры. Он видел в стрелах только стрелы, а уж никак не солдат, не перильца моста, не стаю остроклювых птиц, и не автомобили. Раньше я превращал в гоночные машинки цветные карандаши, хоть мне всегда доставалось за это. Но в тот день я просто стрелял в старый бук, а Сук злился, накапливая обиду.
На третий день он подошел ко мне, врезал в глаз и отобрал и лук, и стрелы. Ты бы ведь тоже не стерпела, а? Вот я и вцепился ему в волосы. Как он завизжал! А как вскрикнул я, когда он швырнул мне в глаза прибрежный песок! И тут появилась мать.
— Господи! — возопила она. — Да сколько это может продолжаться-то?! Ну ни дня без драки не вытерпят. Была б моя воля, превратила бы я вас в птиц, да посадила бы в клетки, чтобы никогда, никогда не встретиться вам друг с другом.
И песок из глаз исчез! Только счастье мне это не принесло. Потому что вместо рук хлопали по бокам два крыла, а вместо брата — пустота. Сидел я на этом поле…
— Два крыла? — удивилась Маруша. — С чего это ты в птицу перекинулся?
— В жизни любого человека случаются три дня, когда его желания исполняются. Но никто не знает даты их прихода. Вот и пропадают дни впустую, потому что обыденные желания мелки и невзрачны, а исполнение их неприметно. Настоящее чудо не всякий может пожелать. Кто ж знал, что у матери наступил как раз такой день. Не пойму только одного, почему я не в клетке? Впрочем, с некоторых пор мне кажется, что поле без конца и края и есть моя клетка. Ведь покинуть я его не могу, пока не отыщу брата. А брата мне не найти, так пожелала мать. С тех пор жизнь моя скучна. Отоспишься, перехватишь пару жучков, выглянешь наружу. Все та же темная ночь, вокруг бесконечное поле, а в душе тоскливо скребут чьи-то когти.
29
— Печально, — загрустила Маруша. — Вот теперь думаю, чем бы тебе помочь…
— Не ломай голову, — сказал птенец. — Спасибо, что выслушала. Теперь у меня есть новые силы, чтобы продолжать поиски.
— Ты забыл о проклятии? Если встретиться вам не суждено, значит, встреча не состоится, хоть ты заищись.
— Заищусь, — сурово ответил птенец. — Если проклятие будет вечно, значит, и мои поиски тоже. Как только я прекращу искать, силы, наложившие проклятие, победят. Я признаю свое поражение, и жить будет незачем.