За гранью приличий
Шрифт:
Джаспер не хотел знать. Девушка безвольно повисла на его руке, ее шелковистая кожа была чистой, без татуировок. Волосы блестели так, словно она только что вышла из городского салона красоты. Ногти были накрашены лаком приятного розового оттенка. Женщины Далласа отдали бы жизнь за возможность сделать маникюр.
Мягкая. Все в ней, с головы до пят, было мягким.
Он вздохнул и ухватил девушку за руку.
— Скажи. Мы же не можем просто бросить ее здесь, правда?
Эйс скользнул сканером по внутренней стороне запястья, где тонкие линии чернил формировали
— Дерьмо. Может, и стоит ее бросить.
— Так кто она?
— Это Каннингэм. Как Эдвин Каннингэм, тот идиот, который лоббирует закон об уничтожении Секторов. Призывает сбросить сюда бомбы, устроить Содом и Гоморру.
Потрясающе.
— Ну, когда она проснется, мы можем спросить ее, какого хрена она делает по другую сторону стены.
— Судя по состоянию ее ID, тот чмырь, что следил за ней, был прав. Она вроде как преступница, все счета заморожены. — Эйс нахмурился. — Доступ к записи блокирован. Не пойму, что она сделала, чтобы попасть в беду.
— Снимала парней на улицах? — кисло предположил Джаспер.
Эйс фыркнул, убирая сканер в карман.
— Скорее всего, преступно плохой вкус. Неужели богатеи считают, что это дерьмо — типа «винтажно»?
Платье не имело значения. Джаспер приподнял девушку за плечи с очередным вздохом.
— Может быть, Лекс знает, что делать с ней.
— Есть более простые способы заставить Лекс ее трахнуть.
— Очаровательно, но не то, что я имел в виду.
Впереди показался рынок. Люди уступали дорогу. Обитатели Сектора 4 знали, когда спешить в укрытие, и если через час здесь будет военная полиция, никто не признается, что видел кого-то из банды О’Кейна с девушкой на плече.
Никто не посмеет.
Эйс покачал головой, когда они свернули с главной улицы и пошли прочь от рынка.
— Эта принцесса у тебя на плече. Наверное, маленькая изнеженная девственница. Если ты тащишь ее к нам не за тем, чтобы предложить выкуп, огорчу: наверняка толку от нее ни хрена.
Предположение о том, что он не просто решил помочь, а, может, даже собирается трахнуть попавшее к нему в руки бесчувственное тело, заставило Джаспера нахмуриться.
— Лекс могла бы показать ей дело — нам ведь нужна новая официантка в клубе, не так ли?
— Да, но Даллас собирался вытурить одну из танцовщиц и, может быть, взять на ее место кого-то из своих поклонниц.
Эйс помахал рукой перед лицом Джаспера. Темные глаза пристально уставились на него, когда он преградил другу путь.
— Я знаю, что у тебя слабость к девушкам, братишка, но эта цыпочка может тебя убить. Ты уверен, что хочешь связаться с ней?
— Нет, но мы не можем просто выбросить ее в канаву. Я надеюсь, она будет вести себя хорошо. — Джаспер знал, каково это — быть беспомощным и не уметь держать удары судьбы. — По крайней мере, ей нужно время, чтобы прийти в себя.
— Ну ладно. — Эйс отступил в сторону и улыбнулся ему. — Лекс надерет тебе задницу. Не видать тебе ее милостей целый месяц.
— Ну и что. Она — стерва.
— Только когда ты ее просишь такой быть.
Глава 2
— Не могу поверить, что ты это сделал, придурок.
Слова пронзили тьму и отдались вспышкой боли в глазах. Ноэль застонала и прижала руку ко лбу, словно пытаясь удержать на месте куски расколотого на части черепа. А он наверняка должен быть расколот — иначе откуда в голове такая ужасная резкая боль?
— У меня не было выбора, — отозвался грубый голос. — Если бы я оставил ее там…
— Не обманывай себя, — перебила его женщина. — Это не была услуга. Посмотри на нее, ради Христа. Нам надо вывезти ее в коммуны первым рейсом!
Коммуны. Слово заставило ее разум окончательно покинуть спасительную тьму. Коммунами называли жуткие места, где фермеры жили примитивной жизнью рабов. Ни электричества, ни водопровода, только каторжный труд от зари до зари и бесконечные роды для женщин, которые, в конце концов, от них и умирали. Отец пугал ее тем, что отправит туда, и делал это достаточно часто, чтобы при одном только упоминании коммун у Ноэль захватывало дух.
— Нет, — прошептала она, ее голос сорвался. — Только не коммуны.
Женская рука скользнула ей на затылок.
— Вот, сядь и выпей это.
Холодная вода смочила губы, но смутные воспоминания о напитке, помутившем разум, заставили Ноэль замереть. Но она была просто иссушена жаждой… и беспомощна. Она потеряла все, а эта женщина помогала ей… И Ноэль разжала губы и, сделав большой глоток, поблагодарила.
— Спасибо.
— Конечно, милая.
Мужчина резко и шумно выдохнул.
— Лекс…
— Забудь об этом. — Женщина снова поднесла чашку к губам Ноэль. — Пусть Даллас разбирается. Он человек ответственный, не так ли?
— Я уже позвал его.
— Хорошо. — Лекс отставила чашку и щелкнула пальцами перед лицом Ноэль. — Сколько пальцев?
Ноэль моргнула и сосредоточилась на пальцах женщины.
— Я не ранена, просто растеряна. Где я?
— Четвертый Сектор. «Разбитый Круг».
Она слышала об этом. А кто не слышал? «Разбитый круг» — средоточие греха, клуб, о котором ее друзья говорили только шепотом — потому что никто не был достаточно смелым, чтобы открыто навещать Сектора. Массовые аресты напившихся тамошнего вина были достаточным основанием не делать этого.
— Вино О’Кейна, — прошептала она, вспоминая черно-белые этикетки бутылок. — Значит, вот, где его делают.
Но как она оказалась здесь?
— Не совсем здесь, но склады находятся поблизости. — Женщина протянула руку. — Я Лекс.
— Ноэль. — Рука Лекс была мягкой, но сильной.
Женщина показалась ей суровой, даже прежде чем Ноэль смогла с трудом сесть и разглядеть ее целиком. Кожаные сапоги на шпильках и обтягивающий наряд — откровенный, в Эдеме такой можно было купить только на черном рынке. Ноэль никогда не видела настолько обнаженной женщины — неприлично обнаженной, но не стыдящейся своей наготы.