Шрифт:
Владимир Павлович КИСЕЛЕВ
ЗА ГРАНЬЮ ВОЗМОЖНОГО
Повесть
Эта повесть - о чекисте-разведчике Герое Советского Союза А. М.
Рабцевиче, немце-антифашисте К. К. Линке, их боевых товарищах. Бойцы
руководимого Рабцевичем спецотряда "Храбрецы" совершили более 200
диверсий в тылу немецко-фашистских войск.
ОГЛАВЛЕНИЕ:
Испытание на прочность
Били, бьем и бить будем
Крепкие корни
Пахота
Тайное становится явным
Бой под Антоновкой
На новое место
Первый
Победное шествие
Иначе нельзя
________________________________________________________________
Испытание на прочность
...Короткой июльской ночью по спящей Москве спешил автобус, увозя на аэродром десантников, которые с любопытством разглядывали мелькавшие дома, безлюдные улицы. В темно-сером, чуть подсвеченном робким рассветом небе в тревожном ожидании замерли привязанные к невидимым тросам аэростаты. Кто-то негромко пропел: "Прощай, любимый город..." Но песню не подхватили. "Каждый занят своими мыслями, - подумал командир группы Александр Маркович Рабцевич.
– Вон как отрешенно глядит в окно комиссар. Наверное, размышляет о сыне, ведь тот сейчас где-то в глубоком тылу врага.
– Мысли Рабцевича невольно перенеслись в родные края, в Белоруссию: - Как она встретит нас? Сейчас там партизанить неизмеримо труднее, нежели в двадцатые годы, когда воевал с белогвардейцами.
Змушко, заместитель Рабцевича по разведке, словно угадав мысли командира, сказал:
– Сейчас обстановка иная, и условия другие, даже бывалому бойцу партизанить будет нелегко.
– Конечно, - согласился Рабцевич, - но год войны научил многому. Теперь известны слабые места у врага, и будем без устали бить по ним днем и ночью, чтобы не знал покоя. А земляки нам в этом помогут, и мои, и твои, Степан.
– Рабцевич задорно подмигнул Змушко.
– Придет время, и ты сходишь в свою деревню.
– Даже не верится, что такое может быть, - признался Змушко.
– Будто не год прошел, а целый век, так враг поломал нашу жизнь...
...Подмосковный аэродром. На взлетной полосе транспортный самолет. От группы стоящих в стороне людей отходит человек, быстрыми шагами идет к автобусу.
– Никто не раздумал лететь?
– слышится его чуточку осевший голос.
Все узнают генерала, формировавшего группу, радостно улыбаются.
– Таких нет, - говорит Рабцевич с едва заметной горделивой усмешкой.
– Я и не сомневался.
– Генерал подходит к каждому бойцу, крепко жмет руку, желает успеха.
– Вот и дождались, товарищ Игорь.
– Отныне так будут звать Рабцевича и боевые товарищи.
– Домой летите, а в родных краях и стены помогают.
Генерал достает коробку папирос "Казбек".
– Присядем, товарищи, по обычаю перед дорогой!
Все с удовольствием закуривают...
До линии фронта летели спокойно, а над ней вдруг земля озарилась множеством вспышек - открыли огонь вражеские зенитки, не переставая, стучали "эрликоны". Загорелись прожектора, их лучи вспороли небо. В самолете на миг стало светло. Рабцевич видел напряженные лица бойцов, сидевших напротив...
Самолет резко кренится, ныряет в облака...
И вновь становится темно.
Наконец звучит команда: "Приготовиться!" - И вслед за ней: "Пошел!"
Рабцевич встает у открытой двери. Первым прыгает Линке, за ним Змушко, потом один за другим бойцы.
– До скорой встречи, - напутствует боевых друзей Рабцевич и последним ступает за борт...
Под ногами, как и предполагали, болото. Командир освобождается от парашюта, некоторое время выжидает. Ничего не видно: только-только начинает светать.
Рабцевич сигналит карманным фонариком. Перед ним вырастает боец Рослик.
Постепенно собирается вся группа. Можно идти, но куда? Над землей лежит плотный туман.
– Давайте, товарищи, сначала...
– Рабцевич хочет объяснить, что следует делать, и замолкает на середине фразы.
В предрассветной тишине отчетливо слышится перестук колес: видно, невдалеке идет железнодорожный состав. "Что за черт?
– тревожится Рабцевич.
– В месте приземления железной дороги не должно быть".
– Первым делом надо быстро затопить парашюты, - говорит он, - а уж потом разберемся, где мы оказались. Отрежем стропы и привяжем ими сапоги за ушки; стропы надо протянуть за шеей, как у детей варежки.
– Это еще зачем?
– спрашивает кто-то.
Рабцевич не отвечает, ведет бойцов в сторону от невидимой пока железной дороги. И только тогда всем становится ясно, зачем командир приказал привязать сапоги, - за лямки их легче вытаскивать из болотной трясины.
Прошли совсем немного. Рядом звякнул металл, булькнула вода - похоже, кто-то достал из колодца воду.
"Час от часу не легче! Жилья здесь не должно быть!.."
Кончается болото, кустарник сменяется деревьями - осинами, березами, липами...
Становится светло, но туман все еще висит над округой. Это и хорошо (если фашисты слышали самолет и послали облаву - не скоро обнаружат), и плохо (трудно самим сориентироваться).
Рабцевич выводит группу на полянку.
– Здесь, пожалуй, и остановимся.
Отправив сержанта Пикунова в разведку, остальным приказывает:
– Костры не разводить, курить по очереди и так, чтобы огня не было видно.
Бойцы живо развязывают вещмешки, устраиваются завтракать.
– Товарищ командир, может, успеем портянки просушить?
– спрашивает Шагаев. Он снимает сапог, выливает воду.
Рабцевич, разместившись на плащ-палатке вместе с Линке, дает знак бойцу помолчать. В вязком воздухе слышатся удары кнута, мычание коров гонят стадо. Все настороженно ждут.
На сей раз повезло: стадо проходит мимо. Можно закончить завтрак на скорую руку, но кусок не лезет в горло, слишком велико напряжение, вызванное неизвестностью.