За гранью
Шрифт:
И, рассуждая логичеcки, фыр-фыр-фыр (и секс!) мог бы подождать, пока мы обсудим всё, между нами накопившееся…
Хотя если бы мы дошли до диалога, до секса уже могли бы и не дойти. Потому что там уже начался бы не мой фыр-фыр-фыр, а Маккоевский…
Я старательно взбивала в мыслях эту чушь в пушистые облака, расцвечивая ее новыми логическими оттенками и словесными оборотами. В душе было пусто и горько.
У меня сегодня день спонтанности.
Впереди маячило то ли нервное истощение,то ли банальная истерика, Предки знают,
А, стоп. Это же просто городская реклама. Мы стоим на перекрестке, и она светит в окно.
Мрачно обозвав себя романтичной дурой, я задернула шторку и отвернулась от окна. Любоваться столицей пропало всякое желание.
Хочу обратно, на Ай-6-Джет.
Бронированный отцовский автомобиль, защищенный фирменными мамиными чарами, мерно катил по городу, приближая меня к моей квартире, от водителя меня отделяла стеклянная перегородка и слой защит,и до блаженного одиночества и тишины давно обжитого логова оставалось всего ничего.
Глава 4. Родственники и не очень
Телефонный звонок застал меня между восьмым и девятым этажoм, когда до моей квартиры оставалось ещё четыре этажа и семь лестничных пролетов.
Звонил ичи.
Я прижала телефон к уху и побрела выше, волоча за собой увесистый рюкзак. Можно было бы воспользоваться лифтом, конечно, но любезный консьерж, обрадованный моим появлением, предупредил, что на этаже меня ждут, и я не видела причин торопиться.
Брат в трубке вещал, что я чудовище.
Ну, чудовище. кто в наше время не?
Что я как была монстром, так и осталась.
Ой, удивил. н что, рассчитывал, что три месяца исправительных работ в другом мире действительно на меня повлияют? Вернее – действительно повлияют в лучшую сторону?
А также Ричи оповестил меня, что я задалась целью уничтожить его политическую карьеру.
– у тебя есть политическая карьера? – приятно удивилась я.
– Насколько мне известно, у тебя есть доставшаяся по наследству от отца партия…Что-то изменилось? Я чего-то не знаю?
– Змея! – с очевидным удовольствием припечатал меня братец.
Несмотря на достаточно бурное для него возмущение, впечатления расстроенного человека он не производил.
– Ричи, что тебя не устраивает? Ты служил,или я опять о чем-то не знаю?
– Служил! – охотно согласился Ричард Феррерс,и я явственно представила, как он самым неподобающим образом развалился в офисном кресле и, возможно, даже крутится в нем.
– И папа служил. И мама служила. И даже Ильза cлужила – хотя она вообще урожденная шельгарка!
– Ильза вообще отслужила в двух государствах, - вклинился в мою речь брат.
– Ее можно смело брать в качестве знамени твоего движения – она с честью понесет и не посрамит!
– Ее можно смело брать в качестве знамени чего угодно – она всё понесет и не посрамит, - согласилась я с неоспоримыми доводами Ричи.
– Только твое движение тогда останется без знамени, правой руки и, боюсь, без мозгов… И если всё у нас так прекрасно – то что тебя не устраивает, скажи?!
– Как – что? – вознегодовал братец. – Во-первых, ты же запустила руку в карман моих соратников! Во-вторых, - добавил он совершенно буднично и безо всякого надрыва в голосе, - о таких вещах нужно предупреждать заранее, раз уж ты мне каким-то невероятным стечением обстоятельств родственница. Мы бы хоть морально подготовиться успели и пресс-секретаря должным образом проинструктировали…
Я вздохнула, чувствуя мимолетный укол чувства вины:
– Прости, ичи, это было спонтанное решение.
Куда более спонтанное, если честно, чем кто-либо мог бы себе предположить,и я никогда никому не признаюсь, что на его обдумывание у меня ушло секунды три. Я вздохнула и на всякий случай уточнила:
– Мне не упоминать твою партию в будущем рядом с этим проектом?
– Конечно, упоминать, – легко откликнулся Ричи. – В гробу я видал таких соратников.
Я ухмыльнулась – в этом весь Ричи. Политик из него, конечно, как из носорога слаломист, зато стабильность гарантирована!
– Раз с этим всё, давай погoворим о делах семейных! – торжественно объявила я.
– Как ты? Как Ильза?
– Я отлично, – бодpо отрапортовал брат, - Ильза еще лучше – переписывается со своим четвероюродным шельграским дядюшкой. С тем, кoторый коронованный, а не с тем, которого ты своей любовью изводила. Строчит ему, какое замечательное у нас в Рейталии новшество предложено, - наябедничал Рич.
– Да?
– невольно заинтересовалась я, даже остановилась посреди пролета и пристроила на ступеньки тяжеленный рюкзак.
– А он?
– Подожди, сейчас! Ильза, разверни монитор немного, мне твою секретную переписку не видно… О, он пишет, что его тайный шпион мог бы их и заранее предупредить, по-родственному! Они бы у себя тоже подобный законопроект подготовили… Всё, Ильза, можешь отворачивать и продолжать оправдываться… – и уже снова мне в трубку. – Слушай, по-моему, это не он. Насколько мне известно, у Дракона Шельгары чувства юмора нет…
– Ну, если они этот закон у себя введут, – злорадно сообщила брату я, – значит, всё-таки есть!
Я разорвала соединение и сунула телефон в карман, а рюкзак закинула на плечо.
Можно было бы, конечно, облегчить eго вес магией. Можно было и вовсе заставить лететь следом за мной. Но мне не хотелось. По странной прихоти мне нравилось тащить его,тяжелый, за собой.
Уильям Дарскот возник в поле зрения с последним поворотом лестницы.
Стоял уверенный, холеный, с букетом наперевес и гипнотизировал взглядом двери лифта.
Так, если сейчас накинуть на себя туманницу, то под ее прикрытием можно проскользнуть до своих дверей,тут всего-то…