За гранью
Шрифт:
Внизу, на "арене", располагался огромный круглый стол, вырубленный из какого-то темного камня. Вокруг него стояли богато изукрашенные кресла, а в середине полированной каменной столешницы белел врезанный туда диск из более светлого материала. Центр диска занимал символ, уже знакомый Трэвису по занятиям с Фолкеном. То был Вар - руна мира.
Он коснулся локтя сидящего рядом Бельтана и прошептал:
– Спасибо, что не дал меня в обиду.
– Благородство определяется не только и не столько тем, чья кровь течет в твоих жилах, - тоже шепотом, не поворачивая головы, ответил рыцарь и неожиданно ухмыльнулся.
– Вдобавок я просто не мог отказать себе в удовольствии пощипать перышки тому надутому индюку-капитану.
Трэвис выдавил из себя ответную улыбку. Хотя ему самому было не до смеха, он радовался
Внимание Трэвиса вновь отвлеклось на обстановку в зале. Скользнув взглядом по площадке внизу, он внезапно нахмурился и наклонился к уху Бельтана:
– Послушай, в чем дело? Мне говорили, что в Фаленгарте всего семь доминионов.
– Семь, - подтвердил рыцарь.
– Почему же тогда за столом восемь кресел?
– Восьмое предназначено королю Малакора. Трэвиса его ответ поверг в еще большее недоумение.
– Малакора? Но Фолкен говорил, что Малакор пал много веков тому назад!
– Верно. Прошло более семи столетий с тех пор, как на Серебряном троне Малакора восседал законный король. И почти столько же минуло с того дня, когда Малакор окончательно обезлюдел. Ныне никто уже не обитает в пределах его былых границ.
Трэвис озадаченно поскреб ногтями бороду.
– Семьсот лет, говоришь? Немалый срок, чтобы столько времени держать вакантным место за столом! Бельтан рассмеялся:
– Ты прав, но такова традиция. В доминионах свято чтут память о Малакоре, в то же время считая себя законными наследниками его славы и могущества и тщась когда-нибудь превзойти блеском и богатством великих властителей безвозвратно ушедших времен. Потому и держат за столом Совета пустующее кресло - отчасти в память о великом прошлом, отчасти в надежде вновь обрести былое величие, но главным образом, я полагаю, как что-то вроде приносящего удачу талисмана.
Трэвис с интересом оглядел восьмое кресло, стоявшее на особицу от других. По внешнему виду оно почти не отличалось от других, будучи изготовлено из такого же светлого, с серебристым оттенком дерева, украшено искусной резьбой и инкрустировано самоцветными камнями, но контуры его показались Трэвису более строгими и четко очерченными, а кожа обивки не столь потертой и потускневшей, как на остальных. Впрочем, последнее обстоятельство легко объяснялось тем, что за истекшие семь веков им вряд ли кто-нибудь пользовался. Он припомнил, что однажды уже видел очень похожее кресло - в "Обители Мага", в потайном кабинете, где Джек держал самые ценные экспонаты своей коллекции.
– И что, все семьсот лет оно так и простояло пустым?
– Существует старинная легенда о наложенном на него одной колдуньей заклятии. Легенда гласит, что любой, кто осмелится сесть в это кресло, не будучи законным наследником малакорского престола, в тот же миг умрет.
Трэвис недовольно глянул на рыцаря.
– Ты не ответил на мой вопрос, Бельтан. Тот равнодушно пожал плечами:
– Честно говоря, я не больно верю в колдуний и их заклятия, но не думаю, что найдется глупец, который рискнет посидеть в кресле владыки Малакора, чтобы проверить достоверность легенды на собственной шкуре. Не верю и тому - несмотря на неоднократные туманные намеки Фолкена, - что когда-нибудь объявится законный претендент. Что ни говори, а дураков на свете куда больше, чем потомков Малакорского королевского дома.
На последнее утверждение рыцаря у Трэвиса возражений не возникло.
Перекрывая людской гомон, чисто и звонко затрубили трубы герольдов. Голоса мгновенно умолкли. Все встали, приветствуя входящих в зал королей и королев Семи доминионов. Бельтан наклонился к Трэвису и шепотом на ухо называл ему имена монархов, по мере того как те спускались вниз и приближались к круглому столу.
Возглавляла процессию королева Эминда Эриданская,
Облегчение сменилось столь же единодушным восхищением, когда по ступеням начала спускаться потрясающе красивая женщина - столь же ослепительная, как отразившийся во льду солнечный луч. Широко раскрытыми глазами Трэвис завороженно следил, как Иволейна Толорийская словно плывет по воздуху к своему месту за столом Совета. Платье ее таинственно мерцало переливами звездного света, играющего в осененном вечерними сумерками снежном покрове. В роскошных волосах сияли крупные бриллианты.
Замыкающий процессию король Бореас выглядел полной противоположностью эфемерной королеве Толории. Больше всего он походил на свирепого дикого быка, казалось, готового в любой миг нагнуть голову и с утробным ревом наброситься на окружающих. Впрочем, следует отдать ему должное: повелитель Кейлава-на, несмотря на свирепый вид, являл собой редкостный образец мужской красоты и нисколько не уступал врожденным благородством и величием самой Иволейне. От него исходили ощутимые даже на расстоянии столь мощные токи животного магнетизма, что Трэвису почудилось: прикажи ему сейчас Бореас - и он, не рассуждая, исполнит любое его повеление. С другой стороны, с таким телосложением несложно добиться беспрекословного повиновения и не прибегая к внушению.
Встав за спинками своих кресел короли и королевы одновременно приложили правую руку к груди и поклонились пустующему - восьмому - креслу. Затем Бореас открыл рот и зычно, на весь зал, объявил:
– Да будет произнесена руна начала!
Из боковых проходов с противоположных сторон появились две фигуры в длинных, до пят, балахонах цвета утреннего тумана и начали приближаться к столу. Эминда Эриданская сопровождала каждое их движение исполненным подозрительности и страха взглядом. Справа неторопливо спускался высокий старик с коротко подстриженными седыми волосами и суровым морщинистым лицом, а слева - совсем еще молодой парень невысокого роста, но плотный и мускулистый, с круглой, некрасивой, но добродушной физиономией. Достигнув стола, оба низко поклонились, выпрямились и в один голос громко произнесли единственное короткое слово:
– Зир!
Оно эхом прокатилось под сводами - звонкое и мелодичное, подобно музыкальной ноте. Правую ладонь Трэвиса резко кольнуло, и он всем своим существом почувствовал высвобожденную произнесением имени руны магию. И не только почувствовал, но и увидел: атмосфера в зале внезапно сгустилась и задрожала - словно порожденное раскаленным пустынным зноем марево над автострадой где-нибудь в Неваде.
Трэвис снял и снова надел очки. Нет, наверное, все-таки померещилось. Все было по-прежнему, а толкователи уже покидали зал тем же путем, каким явились. Он прикоснулся к ладони. Покалывание сменилось легким зудом, с которым он уже свыкся, как свыкся с мыслью о том, что ему от него никогда не избавиться. Зуд сопровождал его днем и ночью, как бы напоминая, что сила здесь, рядом, и ждет только команды хозяина, чтобы вырваться на свободу и смести все вокруг всепожирающей волной ненасытного пламени. В голову вдруг пришла дурацкая мысль: интересно, как он будет выглядеть в таком же светло-сером балахоне, как у тех двоих?