За хорошую плату и крупицу надежды
Шрифт:
– Я же говорила тебе: "без глупостей", – совсем не злым, даже скучающим голосом сказала Сельма, наматывая косички на кулак, как вожжи. – Почему вы все думаете, что бегаете быстрее меня?
Тамика ничего не ответила, только губы кусала, чтобы не разреветься. Осознание приходило медленно, как боль при переломе – сначала вроде ничего, а потом так нахлынет, что воя сдержать не можешь.
Не смогла. Не убежала. А ведь почти, почти получилось!
– Отпустите, мне больно! – огрызнулась она, утирая слезы тыльной стороной ладони. Получилось не гордо, а жалко. Тамике аж самой противно стало.
Натяжение чуть ослабло, но косичек Сельма не
– Больно? – переспросила она со смешком. – Нет, детка. Это не больно. "Больно" – это сапогом под ребра. "Больно" – это кулаком по селезенке или кнутом вдоль хребта. Окажись на моем месте кто-то другой, он бы тебя уже просветил. Может, и мне стоит так сделать, а? Как считаешь?
Тамика хотела сказать что-нибудь гордое, как крутые девицы из комиксов. Но получилось почему-то жалобное, несчастное "не надо".
– То-то же, – Сельма наконец отпустила ее волосы, но вместо этого крепко схватила за руку. Пальцы у нее оказались очень сильные: запястье Тамики они сжали не хуже тисков. – На первый раз я тебя прощу, но не вздумай выкинуть что-то подобное снова. Себе только хуже сделаешь. Ты поняла меня?
Тамика понуро кивнула. Что тут непонятного? Она облажалась и теперь все-таки попадет в рабство, а если вздумает сопротивляться, ее хорошенько взгреют. Яснее и быть не может.
– Куда мы? Вы меня прямо сейчас продадите, да? – хмуро поинтересовалась Тамика, когда Сельма повела ее ко входу в многоэтажку. Со стороны, они, наверное, напоминали мать с капризной дочкой, которая упрямится и не хочет идти домой. От этой мысли на душе стало совсем гадко.
Сельма усмехнулась
– Погляди на нас, глупый ребенок. Как по-твоему, я могу в таком виде общаться с покупателем? Да и за твою чумазую рожицу никто больше пяти сотен не даст. Приведем себя в порядок, отдохнем, а тогда можно будет и с заказчиком созваниваться.
– Ясно. А кто заказчик? Извращенец, которому нравятся маленькие девочки?
Тамика надеялась, что Сельма рассмеется и назовет ее дурой. Или просто скажет, что она нафантазировала себе чушь, и заказчик – это милый богатый старичок, которому нужна девочка на побегушках. Но Сельма промолчала.
– Теть?..
– Понятия не имею, зачем ты ему нужна, – раздраженно процедила Сельма, почти не разжимая губ. – Я в мотивы клиентов не вникаю.
Тамику это ни капли не успокоило. Остаток пути она проделала молча, стараясь ни о чем не думать. Заметив это, Сельма тяжело вздохнула и зачем-то потрепала ее по макушке. Тамика не знала, к чему это, но решила, что не к добру.
Вряд ли Сельма стала бы жалеть ее просто так.
* * *
Вечерняя программа не баловала разнообразием. Телевизор, купленный на их с мужем последний совместный гонорар, ловил около трехсот каналов, включая тайерские, но смотреть что по родным, что по вражеским было решительно нечего. Несколько художественных фильмов средней паршивости, бесчисленные ток-шоу, музыкальные каналы, как один транслирующие электро-поп… белый шум, одинаковый по обе стороны баррикад. Во всех новостях по-прежнему обмусоливали скандал недельной давности – что-то об экспериментах на людях, которые проводила под своей эгидой Королевская тайная служба Тайера. Старина премьер-министр, потрепанный жизнью и элитным алкоголем, изображал праведное возмущение и так достоверно пучил глаза, будто в Литтере опыты ставили исключительно на мышках. Впрочем, повод возмущаться у него и впрямь был: в генной инженерии монархисты обскакали Литтер так далеко, что оставалось только плюнуть
Сельма прибавила громкость, хотя истории о зверствах королевских ученых ее интересовали не больше, чем треп тайерских ведущих, с ехидцей рассуждающих о совместимости демократии и рабовладения. Ей надо отвлечься, вот и все. Вытеснить лишние мысли потоком бестолковой информации и для верности залить их оримом. Пара стопок, не больше – достаточно для приятной легкости в голове, но слишком мало для утреннего похмелья. Главное, не увлечься.
Диктор наконец сменил тему, перешел на очередные парламентские дебаты. Кто-то снова пытался протолкнуть отправку гуманитарных миссий в зоны отчуждения, но инициатива увязала в болоте финансовых вопросов. Сельме было все равно – лишь бы не додумались снова задрать цены на лицензии, а то велись одно время разговорчики. Если так дальше пойдет, скоро маленькая Тамика окажется золотой – что по рыночной цене, что по себестоимости.
В дверь гостиной несмело поскреблись. Обернувшись, Сельма встретилась глазами с Тамикой: отмытая и причесанная девочка мялась на пороге, теребя край ярко-синей майки. Та была велика даже Сельме, а на худенькой и низкорослой Тамике и вовсе смотрелась балахоном.
– Привет, – смущенно сказала она. – Я тут подумала… в общем, мне одной сидеть очень грустно. Вы не против, если я с вами побуду? Я не буду мешаться.
По-хорошему, Сельме стоило бы запереть это существо в кладовке и не выпускать до самой сделки, но почему-то она позволила ему свободно разгуливать по квартире и даже накормила ужином. Не прогонять же теперь.
– Не против. Только веди себя тихо.
Тамика прошлепала босыми ногами по ковру и уселась в угловое кресло. В одной руке она держала пакетик чипсов, содержимым которого тут же принялась хрустеть. Сельма поморщилась, но ничего не сказала – очередной глоток орима подавил раздражение. Помимо приятного вкуса напиток обладал легким седативным эффектом, благодаря которому брак Сельмы продержался на год дольше, чем следовало.
Какое-то время в комнате звучал лишь бубнеж телевизора да хруст Тамикиных чипсов. Но когда стальной фон выпуска новостей сменился кислотными красками рекламы, девочка осмелилась подать голос:
– Никогда раньше не смотрела телевизор. У нас ни один канал не ловит, представляете? Все экраны только шипят и статику показывают…
Сельма удивленно вскинула бровь.
– Ты знаешь слово "статика"?
– Ага. Так дед одного моего друга сказал, а я запомнила. Я много чего запоминаю… ого! Вы видели эту тетку в костюме курицы?! Какой же дурой надо быть, чтоб так по улицам расхаживать!
Тамика возбужденно подпрыгнула в кресле, тыча пальцем в экран. Рекламировали набившую оскомину сеть забегаловок, логотип которой – антропоморфная курица в легкомысленном платье, – давно перестал забавлять даже мальков дошкольного возраста. А вот Тамика была в полном восторге.
Выглядело мило. Сельма тоже не сдержала улыбки.
"Пускай детеныш порадуется жизни еще немного. Пускай…"
Уголки губ судорожно дернулись и застыли, один ниже другого.
"Пускай – что? Повеселится, пока сама не стала развлечением для старого похотливого козла? Какое благородство. Сама себе удивляюсь".
Схватив бутылку, Сельма плеснула себе еще орима. Она зарекалась пить больше двух стопок. Счет шел уже на четвертую.
– Вы плохо пьете.
Сельма чуть не поперхнулась.