За Христом
Шрифт:
Я прошёл прекрасную школу послушничества у замечательного батюшки Ираклия. Когда я пытался подсказывать монаху, какие дрова надо в печку засовывать, получил свой первый урок: НЕ ДАВАЙ СОВЕТЫ, КОГДА НЕ СПРАШИВАЮТ; НЕ ПОМОГАЙ, ЕСЛИ НЕ ПРОСЯТ. Свои первые 50 поклонов получил, когда схимонахине из Китаевой пустыни, как джельтмен, начал рыбу и всякие салаты подкладывать. «За что поклоны, отец Ираклий?» «Эта схимница только воду и хлеб ест, а ты её заставил из-за любви к тебе что-то ещё съесть!» Бриллиант СМИРЕНИЯ. Я обрёл его, но потом потерял где-то. Не знал я, что через 9 месяцев я возглавлю эту обитель.
Как же мне нравилось в монастыре! Кидаю снег закоченевшими руками, звоню в колокола, рублю дрова, зажигаю лампады в ночном храме с величайшей радостью (о. Ираклий: «Это потому, что ты послушник. Труднее будет, когда сан примешь»); люблю всю братию (потом будет резкое разочарование). Быстро освоил Устав богослужений, чтение и пение на клиросе (Бог дал и голос хороший, и слух музыкальный и память). Труднее было СМИРЕНИЮ учиться, но и тут Бог помог. Помню, зашёл я в свой любимый пещерный скит, прочитал акафист святителю Николаю и подумал: «Боже, слава Тебе! Я – Ангел земной! Ни блуда, ни пира мне не хочется. Даже курить на раз бросил!» (с 1976 по 1996 годы я курил болгарские сигареты, много раз в миру пытался бросить; перед входом в монастырь выбросил пол пачки «Родопи» в мусор и «как отрезало»). С меня смеялись тогда все бесы ада. Я тогда не верил, что Господь и Его Мама поддерживают новоначальных на своих ладошках, пока они «плавать учатся». Когда же люди приобретают определённый духовный опыт, Они отпускают их в «свободное плаванье». Вот тогда держись!
В монастыре я по-настоящему полюбил природу вдали от «каменных гробов»-городов. Вместе с соловьём Творца славил. Любил молиться на скале у старой пристани. Чётки летали! Полюбил купание и зимой. Искренне жалел любителей удобств, делающих культ из «тёплых унитазов», как я назвал их. Я особенно полюбил молиться за мёртвых. Вслушивался в ночь и казалось, слушал пение монахов-мучеников 20х годов ХХ века. В библиотеке я переписал имена близких и родных святых из «Книги житий святых» св. Димитрия Ростовского (+1709), чтоб о упокоении их молиться. «Это черезчур, Володя!», – сказал мне прозорливый настоятель отец Ираклий, но потом разрешил молиться за них.
27 сентября 1997 года на Крестовоздвижение в нижнем Преображенском пределе Свято – Духова собора Херсона епископ Иов (Смакоуз) постриг меня в иноки в честь Тверского свят. Варсонофия. Я не мог понять, почему мне, простому иноку, только-только одевшему рясу, кланяются и хором представляются маститые протоиереи с митрами. «Это потому, что ты с владыкой рядом ходишь», – объяснил о. Виктор Смирнов.
28 сентября меня в дьяконы рукоположили, а через день – в священники. Лет в 7 я спрашивал маму, показывая на икону свв. Мчч. Веры, Надежды, Любви и Софии: «Ма, что это за девочки?» «Узнаешь нас через 30 лет, когда в наш день тебя в иереи произведут», – наверное, отвечали они мне вместо мамы. Хотел я в киевскую семинарию поступать, но владыка запретил: «Вы знаете больше даже тамошних преподавателей. Вам так корочка нужна?» Я всё-таки поступлю в Православный Свято-Тихоновский институт в Москве на теологический ф-т, где тогда читали лекции самые известные богословы Московского патриархата, но в 2000 году.
Чего греха таить, но, не точто бы мечтал, но думал я о своём епископстве, как о возможности реализации во славу Божию моего потенциала, особенно на фоне тех юных, без жизненного опыта бездарей с панагиями, да ещё и часто разъеденными симонией и содомией… Глупый. Богу нужно меня спасти, а не реализовать мой потенциал для Себя. Я это потом чётко усвою. Как и, наверное, тщеславную мысль возъму в голову: что в миру, что в Церкви дерьмо наверху плавает. Хорошие священники не в фаворе, а в опале. Их, как Христа, всегда гнать будут. Я тогда сказал епископу: «Владыка, в пещеру или на острове хочу поселиться с птицами». «Нет! К птицам и я хочу. К людям! К людям идите!» Люди или птицы, острова или столицы? Люди.
В том же 1997 году спас я от смерти земной и вечной 17-летних парня и девушку. Один хотел повеситься, другая – в тёплой ванне вены вскрыть. Даже ради этих двух жизней мне надо было бросать педагогику и в попы идти. А в 2002г. меня на Афоне старцы благословят: «УТЕШАЙ!»
Ещё одна истина: лучше начинать снизу и тихонько идти вверх, чем взлететь высоко, а потом вниз падать. В Церкви я начал, седя одесную епископа, с канцлерства под заискивающее взгляды маститых попов, с настоятельства в монастыре, с фаворы, но потом в глухую опалу попал. «Бывший лучший, но опальный стрелок» (В.Высоцкий) в гвардии Христа. Ещё один закон Христов: вначале «ОСАННА», а потом – «РАСПНИ». Всё чаще из-под красивого руна попов нет-нет, да и блестел оскал волчьей пасти.
В монастыре я увлёкся внешним, теоретически понимая, что главное – это сердце, а не купола золотые. Например, договорился с херсонской рыбной мафией рыбу сетками в Каховском волохранилище ловить, в затоках Днепра. Рыбу солили в нескольких ваннах, готовились её в Киев, Харьков и на Крым отправлять. Паломников было чем кормить. И епархию не обижали. Мне тогда один гость из митрополии сказал: «Ви добра, але наївна людина. На «готовенькое» обов, язково бажаючи знайдуться. Нічого не робить, інакше Вас звідці виживуть».
Я так обрадовался, когда мне на помощь двух иеромонахов прислали (литургию мы начали каждый день служить). Один из них доносами и клеветой выжил меня, заняв моё место. При мне, например, власти вернули монастырю добротный дом архимандрита (тогда уже давно разворованный музей Красного Маяка), но мне в пост пришлось с председателем сельсовета коньяка выпить и сервилатом закусить при «скреплении» договора. Полетел владыке первый донос на меня. Тут ещё новый «папа» моей 8-летней дочери при мне крестик у неё с груди сорвал: «Что за бардак!» Вместо молитвы я всё это пытался водкой глушить, усугубляя своё положение.
Я хотел из Свято-Григорьева (Бизюкова) монастыря сделать обитель любви, но все, кого я когда-то спасал и поддерживал, кого мне владыка как старцу вручил во время их иноческого пострига, все меня предали. Все, как один. Мне обидно было: «Господи, почему вопиющая несправедливость такая!? Я же для Тебя старался! Почему епископ верит клеветникам!?» Не понимал я тогда: для Господа было важнее не монастырь поднять, а меня через «мясорубку», через «жернова» перекрутить и перемолоть. И ещё я понял одно на пути за Христом: хочешь Мне подражать? Имей своих Иуд, как Я, и чем больше, тем лучше. Слава Богу, не участвовал я во всеобщих ристалищах: кто первым добежит до уха владыки и что-то шепнёт, тот и прав. Очень не нравилось мне, что в Церкви было всё: амбиции, борьба за власть и деньги, карьеры и прочее. Только Христа там не было. Мне бы молиться за духовенство, а я начал криками правду резать. Христос же шептал мне в сердце, как апостолу Петру: Что тебе до них? «Ты иди за Мною» (Ин.21.22).
Меня отправили, слава Богу, на сельский приход в Осокоровку (храм в честь Святой Троицы). Бог дал мне возможность освоить послушание приходского священника. Там к 2000-летию Р.Х. хотел я пещерный скит сделать в старых каменоломнях, но владыка и благочинный только с этой идеи смеялись. Всё это так и осталось МАНИЛОВЩИНОЙ.
Первые ночи на приходе спал я прямо в храме на полу. Когда сильно взалкал, пришлось из кружки вытряхнуть пару гривен и купить хлеба с консервой сардин в масле. Потом дали комнату в общежитии, но без туалета. Пардон, «по-большому» приходилось в школьный туалет во дворе бегать, а «по-маленькому» – «до вітру». Сидишь над дырой, а тут школьники заходят: «Доброго ранку, батюшка!» Хорошо, что не «благословите». Но я был счастлив лепить приход по своему усмотрению, борясь с обрядоверием, переводя приход из «панихидно-акафистных рельс» на «литургические». Купался в Днепре по-прежнему круглый год, с детьми имена усопших на всех окрестных кладбищах переписали и литии служили (сёла и хутора Каховское «море» затопило в 50х годах). Готовил клирос из 10-13-летних мальчиков и девочек.