За колючкой – тайга
Шрифт:
И не выдержал…
Выскочил из кабины на землю, а с нее заскочил на цистерну.
«Не мешайте», – спокойно прокомментировал рукой события Кудашев. Сделано это было весьма своевременно, потому как минимум четверо его спутников уже вскинули к бедрам короткие автоматы.
Зачем он завернул так туго?!
Будь прокляты легавые… Прошло уже минут девять, не меньше…
– Крра-а… – заскрежетала, проворачиваясь, ручка люка.
Еще одно движение, и она, тяжело громыхнув по полой цистерне, заскакала на ее покатой поверхности.
– Эй… Эй!.. Брат!! Братка!..
И Бес спрыгнул в смердящую жижу.
Литуновский
– Наверху! – в исступлении заорал Кормильцев. – Примите человека!..
Выдернув беглеца из жижи, он обхватил его за пояс и стал просовывать в узкий люк. Несколько мгновений он стоял, ожидая, пока Литуновского потянут вверх, а когда понял, что делать этого никто не торопится, подсел и стал выталкивать сам. Около минуты он по сантиметру переваливал вялое тело наверх. Шаг за шагом, словно продевал в игольное ушко непослушную нитку, он толкал тело зэка, задыхался от зловония и толкал, толкал, толкал…
Лишь когда Литуновский лег животом на бочку, две пары рук схватили его за одежду и сволокли вниз. До колеса. Дальше он скользил сам.
Рухнул на асфальт и, казалось, выдыхал гораздо реже, чем вдыхал. Свистящие звуки постепенно перешли в гортанные, и этот хрип задыхающегося человека раздавался даже до поста, откуда наблюдали за событиями двое стражей дорог.
Дико и неприятно было это зрелище.
– Поделом, – заметил старик с клюкой, развернулся и пошел прочь.
– Сволочи, – добавила в сердцах, непонятно к кому обращаясь, бабка, грозно покликала к себе расшалившихся у вертолета внуков и побрела вслед за дедом.
А Кудашев подумал: «Странно».
Ему действительно показалось странным, что Литуновский предпочел задохнуться в бочке, нежели поднять тревогу, спасая свою жизнь и тем выдавая водителя.
«Странно», – подумал замполит. Еще более странен был факт, что Кормильцев, имея шанс выйти сухим из воды, пошел спасать беглого зэка, вместо того, чтобы спасать свою свободу.
Бить их обоих на глазах оглядывающихся сельчан – безумие, да и терялось при этом величие выполненного задания. Было сделано главное – и беглец, и его пособник сидели у заднего колеса машины в наручниках. Редко удается, чтобы исчезала необходимость доказательств вины помощника. Как правило, с определением роли таковых возникают сумасшедшие проблемы. Сейчас она отпала. Кормильцеву была предложена сделка, он от нее отказался и в устной форме выдал исчерпывающую по содержанию явку с повинной.
Один из спецов сжалился, вынул из своей оранжевой индивидуальной аптечки две большие таблетки и протянул серому лицом зэку. Давать ему в руки фляжку, однако, не решился, но вот в подставленные руки воды налил.
Через минуту беглеца вырвало бурлящей пеной, однако спустя мгновение лицо его приняло розоватый оттенок, что отрезало для Кудашева необходимость вызывать еще один вертолет с врачами из Назарова.
Хотя и было недалеко. Километров пятьдесят—сорок минут езды на ассенизаторской машине.
– Что мне будет? – философски бормотал Кормильцев, приваливаясь к плечу Литуновского.
– Ну,
Литуновский качнул головой.
– Ну, значит, три. Общего режима. Раз плюнуть, зайти и выйти. А ты, брат… – и, не найдя разумных слов для поддержки, отправил в сторону дурно пахнущего Летуна первое, что пришло в голову: – Держись.
Два дня свободы закончились быстро.
Вертолет, поднявшись в воздух, снова повел мордой по воздуху, выбрал правильное направление и потянул вперед.
– Ты, наверное, думаешь, – говорил Летуну Хозяин, встретивший его на запасной полосе красноярского аэродрома, – что тебя сейчас отправят в карцер. Суток на девяносто. Ты отсидишь там, какая-то часть срока уйдет, и дом станет ближе.
Потрясываясь на жестком сиденье «УАЗа»-«таблетки» с номерами красноярского УИН, полковник хмуро смотрел на лежащего на полу Литуновского и устало теребил носовой платок. Без платка сейчас было нельзя, даже отмытый, зэк смердил так, что свербило в носу и чувствовались позывы рвоты.
– Ошибаешься. Тебя ждет ад в другом проявлении. Как думаешь, сколько судья решится дать за побег человеку, осужденному за тройное убийство и чуть-чуть недотянувшему до особого режима? Учитывая мои характеристики, а? И показания некоторых осужденных? А они открыто говорят: подлец, подвел, сорвал работы, исправление – не его принцип. Веретено, Цыца, Нырок… Думаю, их мнение судом будет учтено.
Лежа на полу и сотрясаясь всем телом на каждой кочке, Литуновский закрыл глаза. А что еще могут сказать трое опущенцев, вынутых Хозяином из-под нар для вручения пачки чая и нескольких пачек сигарет?
Андрея Алексеевича Литуновского ждал красноярский СИЗО. Централ, как именуют его здесь все, прошедшие через круги ада местных лагерей. Или – тюрьма, как именуют это учреждение их родственники, стоящие в очереди для передачи скудных посылок. Что-то разворуют «чайки» в зеленых рубашках, что-то испортится, но, если в тюрьму до адресата дойдет хотя бы пяток сигарет и кусок сала, это важно. Главное, чтобы получатель знал – он в памяти. И ему, если признаться честно, большего и не надо. Большего все равно не будет.
И был суд.
Скорый и справедливый. Скорый, ибо распутывать судебным следствием сложные узлы преступления и истекать потом в установлении состава преступления не было нужды.
И не по-христиански все было, не по Писанию, ибо вначале было дело, и лишь потом – слово.
– Я невиновен, – сказал Литуновский последним словом. – А потому не могу быть в неволе.
И сел.
И встал суд, и встал зал.
«…Общественная опасность совершенного Литуновским преступного деяния состоит в том, что оно направлено против правосудия, реально и демонстративно противодействует исполнению приговора, реализации задач и целей лишения свободы, подрывает авторитет органов уголовно-исполнительной системы. Побегом из места лишения свободы Литуновский частично дезорганизовал работу не только органов уголовно-исполнительной системы, но и территориальных органов внутренних дел, которые были вынуждены отвлекать личный состав от выполнения непосредственных обязанностей и участвовать в его поиске и задержании…»