За красными ставнями
Шрифт:
— Ну-у, — протянула Пола, — вообще-то я бы не возражала.
— Ты? Женщина? Тебе-то это зачем?
— Не знаю, — искренне ответила Пола. — Но всем женщинам нравится смотреть такие представления, хотя они редко в этом признаются. Это вполне естественно.
Альварес посмотрел на светящийся циферблат своих часов. Музыка и топот ног еще сильнее ускорили темп.
— Не так давно подобных мест в Танжере было много, — сказал Альварес. — Но председатель совета велел закрыть их. Конечно, они еще существуют, но подпольно. Председатель совета…
— Снова тот пьяный голландец? — свирепо осведомился Г. М.
— Но я же говорил вам, что Мейнхеер Хоофдстук — превосходный человек, — запротестовал Альварес. — И он вообще не пьет.
— Значит, ему следовало бы пить, — заявил Г. М. — Это пошло бы на пользу жалкому тупице. Только подумать — пытаться запретить…
— Согласен, — кивнул Билл. — Сокровище мое, ты никогда мне не говорила, что хотела бы…
— Пожалуйста, идем дальше! — Альварес снова посмотрел на часы. — Мы теряем время. Надо спешить!
Они ускорили шаг. Пола наконец поняла, что они спускаются вниз. Минарет мечети, который при дневном свете был бы розовым, появился на фоне неба и снова исчез. Пола догадывалась, что они в опасном районе. Руки Альвареса и Билла напряглись; они настороженно смотрели по сторонам, иногда оглядываясь назад, как будто проверяли, не отстал ли Г. М.
Но им незачем было беспокоиться.
Старый пират, хотя и тяжело дыша, следовал за ними. Его злобные маленькие глазки, посматривающие то направо, то налево, были еще более настороженными, чем у Альвареса. Г. М. не упомянул об одной из своих сегодняшних покупок — широком обоюдоостром ноже с витой рукояткой, в кожаных ножнах, лежащем в глубоком кармане брюк. Пару раз он даже похлопал по карману, дабы убедиться, что нож на месте.
— Слушайте! — прошептала Пола.
Все остановились вновь.
Звук казался угрожающим. За черной дверью в лишенной окон стене глубокий мужской голос как будто что-то доказывал под аккомпанемент неодобрительного ворчанья других голосов.
Пола увидела, что Альварес улыбается.
— Что это? — спросила она.
— Пошли дальше. — Альварес двинулся вперед. — Это всего лишь грамотный араб читает вслух ежедневную газету на арабском языке. Остальные комментируют новости или издательскую политику.
— Вы шутите?
— Вовсе нет. Можете представить себе, чтобы в Англии деревенский сквайр читал «Дейли мейл» своим арендаторам? Понимаете, миссис Бентли, большая часть этого района безопасна, хотя, конечно, всегда возможны неприятности. Не думаю, что сейчас нам что-то угрожает.
Но он ошибался.
Г. М. заметил то, чего не увидел Альварес. Те, кто обращали внимание не только на его брюхо и помнили о его приключении в Америке, не забывали и о его остром глазе.
Слева впереди находился еще один дурно пахнущий переулок, по которому едва ли могли пройти даже двое, если бы шли рядом, а не друг за другом. На фоне его дальней стены светлело зыбкое пятно. Это был вор и головорез, но уже не арабского, а европейского происхождения, в бурнусе без капюшона и с грязными черными волосами. Казалось, он впечатался в стену. Его правая рука держала за спиной тонкий нож, готовый выскользнуть наружу и вонзиться в чей-нибудь живот.
Альварес, Пола и Билл как раз пересекали переулок.
Г. М. подошел ближе. Обоюдоострый нож был в его правой руке, и он мог сделать выпад вперед, если вор шевельнет своей правой рукой. Но Г. М. уже догадался о тактике европейца, так как заметил легкое и быстрое движение его головы.
Низенький вор видел в бочкообразном человеке лишь некий образ, охарактеризованный его любимыми газетами как «толстый символ денег и деспотизма». Когда Г. М. будет переходить переулок, европеец отвлечет его внимание, заставит повернуться и…
— Угу, — тихо пробормотал сэр Генри Мерривейл.
Белый халат отделился от стены, готовый к прыжку. Камешек, тарахтя, покатился по дороге. Г. М., повернув вместе с туловищем голову, резко отскочил назад, но нападавший уже не мог остановить собственный прыжок.
Нож метнулся вперед, не поразив никого. Левая рука Г. М. опустилась на голову противника, схватив его за волосы, а правая вонзила нож ему в горло, как раз за кадыком.
Отодвинув тело от себя, чтобы не испачкаться кровью, Г. М. вытер нож о его халат, потом отпустил волосы бедняги, позволив ему упасть на дорогу. Белый халат дергался и извивался, как змея. В темноте были видны белки глаз европейца, чьи руки вцепились в горло, откуда хлестала кровь.
— Хм! — произнес Г. М., как будто выполнил мелкое, но необходимое дело вроде мытья рук. Спрятав нож в ножны, он не спеша нагнал остальных.
Но Альварес все понял, лишь слегка повернув голову. Мелкое дело было не таким бесшумным, как казалось Г. М. Билл тоже обо всем догадался. Что касается Полы…
Хотя она шла ровным шагом, у нее колотилось сердце и подкашивались ноги.
— Пожалуйста, скажите, — тихо заговорила она. — Г. М. убил или ранил кого-то?
— Я? — отозвался голос оскорбленного благочестия. — Что такое вы говорите, куколка? Я всего лишь бедный старик, к тому же слегка растолстевший от танжерской пищи. Если бы какой-нибудь проворный парень атаковал меня в темноте, то прикончил бы за две секунды.
— Почему-то я в этом сомневаюсь, — сказал Билл.
Альварес оборвал разговор на корню:
— Забудьте об этом. Что сделано, сделано к лучшему. И мы уже почти пришли.
Пола едва ли не всхлипывала, прижавшись к плечу Билла. Она чувствовала, что вынесет все, если только они покинут это зловонное место. Ее бы удивило то, как безукоризненно чисто внутри большинства арабских домов.
— Интересно, — небрежно осведомился Г. М., — кто-нибудь из вас слышал о плас де Франс?
Это было почти чересчур для Альвареса.
— Конечно! Это самая фешенебельная площадь в Танжере.
— Я видел ее только мельком, — продолжал Г. М., — и, вероятно, не узнал бы снова. Но ее окружает более глубокая и мрачная тайна, чем Колльера и Железного Сундука, вместе взятых. Может, существует какой-то закон со времен Карла Великого, а может, тут действует какое-то тайное общество. В этом городе можно делать что угодно. Можно даже… Не важно. Но никогда, ни при каких обстоятельствах вы не должны переходить через плас де Франс. Почему?