За кулисами скрипичных концертов
Шрифт:
Музыканты барочной эпохи не для того создавали музыкальный эквивалент для замены слова, чтобы расстаться с ним навсегда. Они как бы переводили с человеческого языка на музыкальный, долго и тщательно подыскивая убедительные интонации. Но и этот новый музыкальный язык, в свою очередь, мог быть легко переведен обратно – в человеческое слово. В работе с детьми в скрипичном классе педагог должен быть хорошим переводчиком. Без точного понимания сути музыки в мельчайших подробностях вряд ли изучение таких космогонических произведений, как концерты барочных мастеров, принесет пользу. Вряд ли ограниченный словарный запас, такой как: выше, ниже, веселый, грустный, быстрый, медленный, громкий, тихий – будет достаточным для достижения амбициозной гуманистической цели: сделать музыку для ученика источником познания жизни.
В Великом Новгороде есть Ильина улица.
А теперь пойдемте в другую мастерскую, например, в скрипичный класс в ближайшей музыкальной школе. Там тоже есть Мастер и его ученики, но только последний заповедный «белильный мазок» Мастер не может сделать сам, он вынужден доверить сделать это своему ученику. Он доведет ученика до самых дверей концертного зала, скажет слова ободрения, даст последние важные указания. Интересно бы узнать, какие? Нам повезло, смогли кое-что расслышать: «Не забудь сделать акцент на фа-диезе в восьмом такте, замедление у двойной черты, ну и не поднимай плечо и веди смычок ровно».
Ученик шел на сцену с Концертом для скрипки ля-минор Антонио Вивальди. Изрядно поволновавшись, он все же выполнил все указания педагога и они, довольные, пошли в класс готовиться к техническому зачету, учить гаммы и этюд на штрих мартле.
А в зале на свою беду оказался случайный любитель музыки, что-то слышавший о Вивальди. Все друзья хвалили итальянского композитора. Наш любитель очень обрадовался, увидев в программе знакомую фамилию. Но после выступления ученика он был разочарован и подумал, не преувеличена ли слава венецианского Маэстро? Скучно, однообразно, надоедливо. Остался он опечаленным и разочарованным.
Не хочется оставлять его наедине с его разочарованием. Давайте продолжим вот так: он пошел домой, там включил Youtube, набрал Вивальди и стал слушать, например, Двенадцать Концертов для скрипки с оркестром «La Stravaganza». Слушал с изумлением, потом взял карандаш в руки и стал записывать легко узнаваемые на слух эмоциональные и психологические состояния, сверяясь со своим опытом. Каково же было его изумление, когда закончил он на цифре восемьдесят девять. В этот список стоит заглянуть, выберем наугад пару-тройку десятков знакомых и нам эмоций. Вот некоторые из них: обида, желание подразнить, отчаяние, церемонность, мистика, галантное поведение, соревновательность, ожидание, умение сыграть роль и носить маску, легкомыслие, прелестное недоумение, восхищение, отчаяние, грациозная грусть, покорность, суетливость и желание посплетничать, дружелюбие, зависть, приверженность к порядку, робкая надежда, гнев, затаенная недоброжелательность, покой, старательность, сердечная печаль, ощущение полноты жизни…
Наш слушатель испытал настоящий культурный шок от этой щедрости и этого великолепия и попытался создать обобщенный портрет Героя барочной эпохи. Согласитесь, трудно соединить воедино столь противоречивые качества. Но вдруг все стало на свои места: это же любовь к жизни во всех ее проявлениях, любовь до дрожи и безрассудства, до замирания и обожания, невзирая на риски и падения, опасность и даже смерть.
Записи этих двенадцати Концертов сопутствовал фоторяд, меняющиеся снимки не соответствовали во времени с событиями в музыке, но было ясно, что помещены они были здесь не случайно. Что же было на этих фотографиях? Голландские коровы, красные нервные закаты, стволы старых деревьев, росчерки следов только что пролетевшего самолета, цветочный рынок в Амстердаме, надпись на букете «Тетя Аня, не упусти свой шанс!», классные голландские парни на футбольном поле, зимние заплывы в Северном море… Наш слушатель чуть было не подумал, что Вивальди – великий нидерландский композитор, но вовремя одумался. Хотя это предположение, при всей его нелепости, не было таким уж невероятным. Процессы формирования национального характера в Амстердаме и в Венеции были очень похожи, там высоко ценились предприимчивые и неординарные, любящие жизнь люди, способные
А потрясенный любитель музыки все слушал и слушал музыку Вивальди… Постепенно разрозненные, летающие как бы в прозрачных оболочках эмоции стали волшебным образом группироваться по «клубным» интересам. Экстравагантность притянула легкомыслие, дендизм, франтовство, задиристость, авантюрность, щегольство, острословие, драчливость, любовь к риску, быстроту ума – и все они сотворили действующее в музыкальном пространстве лицо, своими повадками сильно напоминающего шекспировского Меркуцио, который в компании влюбленных в него друзей, всецело и легко принявших его превосходство над собой, все время ожидавших от него очередных острот, выдумок, выходок – отправляется на очередную авантюру…
А вот слетаются и кружатся в неспешном танце достоинство, великодушие, мудрость, степенность, почтенность, вырисовывая совершенно иного героя, окруженного почитателями, тоже превозносящими его достоинства до небес. Это, наверное, дож Венеции со своей свитой принимает иностранных послов в своем дворце. Дожу не надо завоевывать признание окружающих его людей, поэтому он благосклонен и снисходителен, спокойно разъясняет что-то своим подданным…
Разноцветная стайка доверчивости, откровенности, ненавязчивой сентиментальности, целомудренности воплотилась на наших глазах в группу молоденьких венецианских девушек, пьющих кофе на площади собора Святого Марка. Одна из них была самой красивой и рассказывала самые интересные истории…
Мастерство, наслаждение достигнутым результатом, желание обратить на себя внимание, знание себе цены, гордость и капризность привели нас в оперный театр, где сияющая от своего триумфа примадонна принимала аплодисменты от восторженной толпы слушателей… Любознательность, пронырливость, изобретательность, предприимчивость на наших глазах материлизовались в стайку мальчишек с вихрастым вожаком, которые поболтались немного в гавани и помчались по своим делам… Крикливость, любовь к сплетням и слухам, но и сочувствие, и желание успокоить, деловитость и аккуратность сформировали шумную компанию женщин, прачек, наверное, с их корзинами снежно-белого белья. К одной, самой краснощекой, все женщины явно испытывали уважение и почтение… Наслаждение чувством опасности, находчивость, способность преодолевать сложности и преграды, желание восторгов публики – и мы в компании окруживших группу циркачей зрителей, с явным опасением за их жизнь наблюдаем за их смертельными кульбитами…
У нашего слушателя стало появляться непреодолимое желание проследить судьбу хоть одного из встреченных героев. Все они были бесспорными лидерами своего окружения, обладали превосходящими всех достоинствами, каждый – своим. Окружавшие их люди никогда не относились равнодушно к своим героям. Они бурно реагировали на их высказывания и поступки или взволнованно ожидали. Встретить их можно было где угодно: на улицах, площадях, в гавани, на рынке, всегда среди народа, но наступал момент, когда главного героя можно было найти в одиночестве, вынужденном или желанном. Он закрывал за собой дверь, как бы снимая маску, и представлялся нам, как другая сторона Луны. Блистательный Меркуцио наслаждался одиночеством с книгой в руке… Виртуозно исполнившая свои рулады примадонна, закрыв дверь своей гримерки, горько рыдала бог уж знает о чем… Молоденькая красавица с тревогой и страхом думала о предстоящей свадьбе со стариком… Потерявший все свое состояние игрок неподвижно сидел в углу таверны, не слыша ни шума разговоров, ни звона бокалов… Но одиночество с тяжелыми размышлениями, тихим покоем, горькими рыданиями, пугающими видениями, зачарованной отрешенностью, молитвами и доверительными беседами с невидимым собеседником никогда не было долгим. Жизнь звала, манила и сопротивляться ее зову никто не мог. Лежавшая всегда под рукой маска надевалась на лицо и, чувствуя себя под ней в полной безопасности, блестящие юноши, красотки, жонглеры, купцы, отцы семейств, священники, короли, брадобреи, моряки и гондольеры выходили в манящую жизнь на улицы любимой Венеции, города вечного карнавала в поисках зрителей и обожателей.