За Ленинград! За Сталинград! За Крым!
Шрифт:
Зорче и активней стала наша разведка. Она научилась по едва заметным признакам определять места вражеских огневых точек, распознавать намерения и предвидеть контратаки противника. А это давало нам, командованию дивизии, возможность пресекать попытки перехватить у нас инициативу, сбивать гитлеровское командование с толку. Правда, у генерала Шмидта было значительное превосходство в воздухе над нашей 4-й армией. Однако бомбардировки вражеской авиации теперь уже не заставали сибиряков врасплох и не приносили противнику прежнего успеха.
65-я дивизия переместила направление главного удара, действуя в обход Тихвина с юго-востока и юга. Мы делали это,
Лейтенант Н.С. Евстафьев
Хорошо запомнили мы отважного командира батареи лейтенанта Николая Сергеевича Евстафьева, подразделение которого первым применило стрельбу прямой наводкой.
«Мы или нас» – так ставил вопрос лейтенант перед своими расчетами и учил их поражать цель с первого выстрела.
В последующем Н.С. Евстафьев был тяжело ранен, долго лечился, но все-таки вернулся в свою дивизию. Когда кадровики отказали в просьбе вернуть его после излечения на старое место службы, лейтенант написал М.И. Калинину, напомнил ему о митинге в Куйбышеве и попросил помочь. Михаил Иванович оказал содействие, и отважный артиллерист со своим однополчанином П.И. Харченко вернулся в соединение. Мы с радостью встретили ветеранов дивизии…
Большие неприятности причинял врагу наш минометный дивизион. Им командовал майор А.А. Селютин – подлинный мастер своего дела. Красивый в прямом смысле слова человек, отважный командир, он буквально не покидал огневых позиций. Мы восхищались его выносливостью, выдержкой, умением ориентироваться в обстановке и предвидеть, где и как может появиться противник. Он был хорошо подготовлен как специалист. Не суждено было этому замечательному человеку увидеть нашу победу под Тихвином: он погиб от осколка вражеского снаряда.
Захваченные пленные показали, что наш внезапный беспокоящий огонь изматывал силы и нервы противника, наносил чувствительные потери.
Даже самые малые успехи в районе Тихвина давались, однако, нелегко. Бывало, что отдельные деревушки переходили из рук в руки по нескольку раз. Иногда противник теснил нас, отбивал какой-нибудь лесок, часть железнодорожной насыпи, отдельную высоту. Мы быстро восстанавливали положение, отбрасывая врага в черту города.
Майор А.А. Селютин
Так шли день за днем. Накал боев все нарастал. Особенно ожесточенными стали схватки за коммуникации. Гитлеровское командование понимало, что окружение Тихвина советскими войсками становится реальным фактом: некоторые дороги на запад были уже перехвачены, другие находились под нашим огнем. Однако враг упорствовал. На коммуникациях действовали сильные подвижные отряды противника с танками, сюда нацеливалась его авиация. С окраины города гитлеровцы не раз устраивали
Из дневника генерал-полковника Ф. Гальдера, запись за 28 ноября 1941 года:
«…Возможно, Сталин приказал начать общее контрнаступление по всему фронту, бросив в бой все силы, чтобы спасти Москву. Противник предпринял энергичные атаки в районе Тихвина (особенно с юга)… Все эти атаки остались безуспешными» [7] .
Из сообщения германского информационного бюро:
«Германское командование будет рассматривать Москву как свою основную цель даже в том случае, если Сталин попытается перенести центр тяжести военных операций в другое место. Германские круги заявляют, что германское наступление на столицу большевиков продвинулось так далеко, что уже можно рассмотреть внутреннюю часть города Москвы через хороший бинокль» [8] .
7
Гальдер Ф. Военный дневник / Пер. с нем. Т. 3. Кн. 2. С. 77.
8
Сообщения Совинформбюро. Т. 1. М., 1944. С. 409.
В первых числах декабря командарм произвел перегруппировку войск, сосредоточив главные силы армии на левом фланге. Нашей дивизии предстояло атаковать противника в Тихвине с южного и юго-западного направлений. Мы сманеврировали на этот новый участок заблаговременно, быстро и незаметно для врага. Пришлось переместить и мой наблюдательный пункт. Его вновь оборудовали на стройной вековой сосне на опушке леса. К тому времени я так натренировался, что карабкался на дерево, как кошка, по узким березовым планкам, набитым прямо на ствол в виде лестницы. На смотровой площадке тоже все было привычно, вплоть до полевого телефона, повешенного на толстый сук.
В ходе боя телефонный аппарат становился, что называется, горячим. Однажды только я успел переговорить с командирами полков, как началась контратака противника. Надо было отдавать распоряжения артиллеристам. Телефон же зазвонил сам. Вот, думаю, не вовремя. Девушка-телефонистка сообщила, что будет говорить товарищ Иванов. Такой у нас действительно был в штабе армии, руководил он, кажется, каким-то видом снабжения.
Беру трубку, а сам думаю: разбирает тебя нелегкая, не мог выбрать более подходящего времени…
Говорю, однако:
– Кошевой слушает.
– Здравствуйте, товарищ Кошевой! – послышалось в трубке. Голос немного глуховатый и вроде бы с акцентом.
А меня злость разбирает: «товарищ Кошевой», «здравствуйте»… Нет чтобы сказать, как полагается, – по таблице позывных!
Сухо отвечаю:
– Здравствуйте! Я вас слушаю.
– С Тихвином пора кончать, товарищ Кошевой, – неторопливо сказал мой собеседник, делая ударение на слове «пора». – Желаю вам успеха.
На этом разговор прекратился. Я повесил трубку раздраженный. «Желаю вам успеха»… «С Тихвином пора кончать»… А кто этого не знает? Мог бы – давно бы кончил…