За мертвыми душами
Шрифт:
— Любят, любят!! — подхватила старушка, — пятнадцать лет все ссорятся!
Пров Иванович насторожился, как конь на звук трубы.
— Чего это? — переспросил он, видимо не поняв иронии моряка. — Чего я не знаю?
— Падежов драгоценнейший, падежов, не в укор вам будь сказано!
— Да тьфу я на твои падежи!! И без них, слава Богу, всю жизнь прожил — не великая, стало быть, они штука! А вот ты с падежами да без папенькиных рук проживи, вот тогда и поговорим с тобой!..
Петров
Толстяк перестал чавкать: А? — проговорил он, подняв лицо, — пухлые губы его, как у детей, кругом были запачканы сметаной.
— Это вы со мной говорите?
— Да. Я вас хотел просить пройти со мной после полдника в сарай посмотреть отобранные мною книги.
— Да зачем мне на них смотреть?
— Чтобы определить, сколько я вам за них должен!
Щеки Петрова раздулись; он собрался прыснуть со смеху, но рот у него уже был наполнен варенцом; он выпучил голубые глаза, побагровел и стал издавать губами глухое пу-пу-пу…
— Папаня, вы лопнете и всех забрызгаете! — заявил моряк, слегка отодвигаясь от него.
— Ах, и чудак же! — едва выговорил Петров, проглотив наконец весь свой заряд варенца. — Он все про свое! Ничего вы не должны!..
— Как же так? — возразил я. — Это неудобно!..
— Почему?! — хором изумились оба старичка.
— Не шебарши! — строго вмешался в разговор Пров Иванович, заметив, что я хочу спорить. — Дают — бери, а бьют — беги, говорит пословица! Старые-то люди мудрей нас с тобой были!
Продолжать разговор на ту же тему оказалось невозможным: старички махали ручками, а сам Петров даже зажал себе уши. Пришлось благодарить, извиняться и испытывать неприятное чувство. Зато был очень доволен скрытый виновник всего, Пров Иванович.
После полдника и последовавшего за ним чая мы начали прощаться. Разумеется, нас упрашивали остаться ночевать, но мы были непоколебимы: Прова Ивановича ждало дома спешное дело и наши отговорки были признаны уважительными.
Старички провожали нас с трогательною заботливостью.
— Книжки-то, книжки не так положили: ноги они вам на низине поломают, плашмя их, Иван, поверни!! — кричал работнику Петров, размахивая ручками, как белыми крыльями.
— Сенца сверху постели! — хлопотала хозяйка, заглядывая в бричку с другой стороны. — Каблуками переплеты можно попортить!!.
Наконец все было приведено в исправность и мы приступили к самым последним рукопожатиям: русские люди, как известно, сразу не прощаются и по пути к выходу жмут и трясут друг другу руки в общей сложности раз по десяти.
Петров облобызался с Провом Ивановичем и затем распахнул объятия
— Приезжайте опять, непременно приезжайте! — проговорил он. — Купаться с вами пойдем, рыбку половим! А какие караси у нас сегодня жареные будут!!. Он чмокнул кончики собственных пальцев и полузакрыл глаза — может останетесь, а?..
— Великое спасибо!.. — ответил я, — но никак не могу, времени не имею!
Мы уселись. Моряк стоял, облокотившись спиной на колонну подъезда и слал нам ручкой что-то вроде воздушных поцелуев.
— Аддио!! — крикнул он, когда бричка уже тронулась. Сирень разом закрыла от нас дом и его обитателей.
Мелькнула над куртиною длинная крыша и началась аллея боярышника.
— Хорошие люди! — проговорил Пров Иванович. — Понравились тебе?
— Очень! — отозвался я. — Старозаветные еще. А сынок не дурак!..
— Кто говорит, что дурак? А только никчемный… Дрянь, я тебе скажу, молодежь нонче пошла!..
— Все поколения так говорят!.. — ответил я.
Разговор перешел на сына Прова Ивановича, затем на разруху, наблюдающуюся во всех семьях, и неприметно как пара саврасок донесла нас до села, находившегося верстах в семи от Петровых; оттуда должно было начаться мое самостоятельное путешествие.
— К Силычу! — приказал работнику Пров Иванович.
IV
Бричка остановилась у большой избы, щеголявшей новыми, раскрашенными ставнями и красным коньком на тесовой крыше. Забор, ворота около нее — все было прочное и основательное; из окон глядели гераньки, место вдоль заваленки было чисто выметено.
— Здорово, Марьюшка!.. Силыч дома ли? — спросил Пров Иванович выглянувшую из окошка молодую, румяную бабу с точно нарисованными черными бровями.
— Здравствуйте! Дома, дома, пожалуйте!.. — отозвалась она, скрываясь обратно.
Мы вылезли из брички и через калитку вошли во двор. Навстречу нам торопливо шагал коренастый мужик с русою бородкою лопатой, с коротким, толстым носом и зоркими, светлыми, как у рыбы, глазами.
— Добро пожаловать, Пров Иванович! — сказал он, кланяясь на ходу.
Волосы свесились ему на лоб, и он взмахом головы откинул их на свое место.
— В добром ли здравии?
— Милует Бог! Ты как живешь?
— Да перевертываемся…
— Вот что, милый человек… — Пров Иванович остановился у крылечка, — раздобудь-ка ты мне сейчас возчика!.. вот их… — он указал на меня, — в Мотовиловку свезти надо.