За нами Москва!
Шрифт:
— Взвод! Гранатой бей!
В такой тесноте среди деревьев дальность гранатного броска была едва несколько метров, но Гольдберг и не планировал уничтожить ими врага. Грянуло еще несколько взрывов, и комиссар заорал:
— В атаку!
Пятнадцать глоток заревели «Ура!», и второй взвод кинулся вперед.
— Зверев, за мной, — крикнул Волков и, не оглядываясь, бросился туда, где на позиции немецкого противотанкового орудия взвод Гольдберга сцепился с немцами врукопашную.
Луну затянуло тучами, и люди дрались в полной темноте, освещаемой вспышками выстрелов, слышались лишь ругательства, хрипы, удары и жуткий звук вспарываемой штыками плоти. Кто-то из немцев все-таки пустил осветительную ракету, и
— Шумов! — крикнул лейтенант. — Шумов, хватит, он уже убит!
В этот момент ротного резко толкнули в плечо; Уже падая, Волков услышал автоматную очередь, а потом на него рухнуло чье-то тяжелое тело. Лейтенант бешено завозился, пытаясь столкнуть с себя человека, который почему-то лежал неподвижно. Наконец комроты откатил тело в сторону и вскочил на ноги. Здесь схватка закончилась, последнего немца с автоматом в руках пригвоздили штыками к стенке траншеи. Вокруг капонира с тридцатисемимиллиметровой пушкой лежали вперемешку убитые и раненые, немцы и наши, уцелевшие красноармейцы стояли вокруг орудия, словно не зная, что делать дальше.
— Где комиссар? — хрипло спросил Волков.
— Здесь, — устало ответил Гольдберг, вылезая из окопа рядом с позицией.
Политрук где-то потерял фуражку, одно из стекол его очков было выбито.
— Доложить о потерях, — приказал лейтенант, опускаясь на колено рядом с человеком, что сбил его с ног.
Поперек спины в драной шинели шли дырки с обгорелыми краями, четыре дырки, и сукно вокруг них уже набухало кровью. Волков осторожно перевернул убитого — в небо смотрели мертвые глаза ефрейтора Копылова.
— В вас немец из автомата целился, — прогудел Шумов, — так он вас сшиб, и все пули в него…
Волков рванул ворот гимнастерки, ему не хватало воздуха, это была ноша, которой он еще не знал: живой человек встал между ним и пулями, отдал за него жизнь, сам, своей волей. Лейтенант попытался закрыть водителю глаза, но рука тряслась, и тогда он просто вытащил из нагрудного кармана гимнастерки красноармейскую книжку и какие-то бумаги, завернутые в прорезиненную ткань.
— Доложить о потерях, — громко повторил ротный.
— Двое убиты, четверо ранены, — ответил Гольдберг.
Потери были на удивление малы.
— Захвачено два пулемета, автомат, несколько винтовок, — продолжал комиссар.
С южной стороны послышался топот, и Волков резко повернулся навстречу.
— Свои, не стреляйте!
К лейтенанту подбежал Берестов с семью бойцами.
— На нашей половине все чисто, — сказал старший сержант.
Он поднял с земли немецкую пилотку и обтер ею матовый от крови штык
— Где остальные? — резко спросил Волков.
— Выносят раненых, — ответил бывший белогвардеец. — У меня трое убитых и четверо раненых. Товарищ лейтенант, надо уходить, к ним сейчас подойдет подкрепление…
Словно подтверждая его слова, послышался свист, и в лесу захлопали мины.
— Надо уходить, — настойчиво повторил Берестов. — Танкисты уже обошли рощу. У лейтенанта Турсунходжиева танк заглох, Петров его на буксире тащит.
— Ясно. — Волков осмотрел оставшихся: — Товарищ Гольдберг, выводите людей, тут метров восемьсот осталось, давайте бегом. Берите раненых и трофеи, товарищ Берестов, вы помогаете комиссару. Зверев, Баширов, Шумов, мы прикрываем.
Он забрал у одного из бойцов трофейный пулемет с барабанным магазином вместо ленты. Лейтенант не знал, сколько патронов осталось в оружии, но, в любом случае, на долгий бой он не рассчитывал.
— Товарищ лейтенант, разрешите мне! — Берестов шагнул вперед.
— Нет, Андрей Васильевич, — мягко ответил Волков. — Вы ОБЯЗАНЫ выйти в любом случае. Все, довольно разговоров, идите! Доберетесь до наших — дайте ракету, красную, ракетница у вас есть.
Берестов дернулся, но затем отдал честь и, повернувшись к бойцам, приказал:
— Раненых на плечи, бегом — марш! Валентин Иосифович, держитесь за чей-нибудь рукав, не стесняйтесь.
Волков проследил, как красноармейцы скрылись в темноте, затем приказал Шумову:
— Иван, ящик со снарядами под казенник пушки. Зверев, Баширов, то же самое, быстро.
Пока бойцы таскали ящики к орудию, лейтенант быстро собрал несколько немецких гранат и стянул их телефонным проводом. За его спиной разорвалась серия мин, впереди, метрах в двухстах, кто-то выкрикнул команду по-немецки — гитлеровцы собирались контратаковать. Артиллерия прекратила обстрел, тарахтение танка Петрова слышалось где-то далеко, он, наверное, уже подходил к нашим позициям. Приказав Звереву и Шумову уносить пулеметы, Волков дал им отбежать на пятьдесят метров, затем, дернув за шнуры трех гранат, швырнул связку на ящики и упал ничком. Грохнуло не так чтобы уж совсем оглушительно, но сразу после взрыва снаряды из горящих ящиков начали с шипением разлетаться в разные стороны, и Волков догонял арьергард едва не на четвереньках. Отойдя от рощи на триста метров, они заняли позиции в двух соседних воронках, Шумов передал пулемет лейтенанту, а сам принялся оттирать кровь с затыльника приклада. Перехватив взгляд ротного, он криво усмехнулся и молча показал два пальца. Еще месяц назад Волков, пожалуй, вздрогнул бы от такой ухмылки, но сейчас лишь кивнул и показал в ответ три, поскольку не знал, сколько именно гитлеровцев он взорвал в блиндаже. Осветительные ракеты теперь висели над полем боя почти непрерывно, и немцы перенесли минометный огонь ближе к русским окопам. Стреляли, несомненно, по отходящей роте, следовательно, пора было привлечь внимание противника к себе. Лейтенант прижал приклад к плечу и дал короткую очередь по опушке роты, три трассера ушли к немецким окопам, от соседней воронки такой же короткой серией ударил пулемет Зверева. Из рощи в ответ застрочил немецкий пулемет — гитлеровцы, похоже, уже заняли отбитый было у них опорный пункт. Пули прошли над головами, и Волков крикнул Звереву, чтобы менял позицию. Отбежав на двадцать метров, комроты скатился в новую воронку, утвердил пулемет и немедленно открыл огонь в сторону немцев. Очередь, другая, и рядом с их укрытием в Рыхлую землю с чмоканьем ушли мины, лейтенант едва успел сдернуть вниз Шумова и пулемет. Грохнули разрывы, обоих засыпало землей.
— Хороший у них минометчик, сука, — выругался лейтенант.
Следующая серия мин ударила у них за спиной, и Волков, подхватив пулемет, выскочил из воронки.
— Меняем позицию, быстро, сейчас накроют!
Из соседней воронки вылез Зверев со своим вторым номером и бросился к линии наших окопов, мимо ротного очень большой пулей промчался Шумов. Перебежка, очередь, перебежка — они отступали, оттягивая на себя огонь немцев, давая время роте вынести раненых. В очередной раз рухнув на землю, лейтенант передернул затвор и нажал на спуск. Послышался сухой щелчок бойка.
— Ну, патроны все, — удивляясь собственному спокойствию, сказал Волков, и в этот момент Шумов сильно дернул его за руку.
— Товарищ лейтенант, ракета!
В тот же момент загрохотало по обе линии фронта, советская артиллерия ударила по немцам, немцы принялись засыпать снарядами позиции советской артиллерии.
— Все, отходим! — крикнул лейтенант.
Все четверо, пригибаясь, побежали на восток, от рощи, туда, где по их разумению должны были находиться наши окопы. С каждой взлетевшей ракетой лейтенант чувствовал, что внутри что-то сжимается, казалось, все пули и осколки идут в его спину, защищенную лишь ветхой гимнастеркой. Внезапно впереди заплясал огонь, и трассирующие пули прошили воздух в нескольких метрах от него.