За небесными вратами
Шрифт:
– Да, - сказала она скромно и мило, - но самое лучшее – это быть как можно ближе к Спасителю.
– Ах, да, что это за время – быть рядом с Ним! Это любого сделает лучистым и красивым! – сказала я.
– Он так благ ко мне; так щедр, так мягок! Он, кажется, забывает о том, как мало я заслуживаю Его заботы.
– Он знает, что ты любишь Его, дорогая; это значит все для Него.
– Что я люблю Его! Ну, если любовь к Нему заслуживает награды, уверена, я должна иметь все желание моего сердца, чтобы я любила его в тысячу раз больше, чем что-либо на земле или небе. Я бы умерла за Него!
Привлекательное лицо становилось все более лучистым и красивым, пока она говорила, и я начала понимать чудесную силу Христа
Это дорогое дитя, которое так прекрасно во всех своих человеческих порывах, так полно земных желаний наслаждений в течение всей ее короткой жизни – чистой и хорошей (насколько мы считаем ее доброй и хорошей, будучи на земле), ещё кажется слишком поглощенной весельем жизни, чтобы думать глубоко о таких вещах, которые она в ее сердце уже почитает и уважает; сейчас в этой благословенной жизни посчитала преимуществом любить Христа, быть рядом с Ним больше любой другой радости! И как же очищает и преображает любовь! Как огромная земная любовь всегда делает лицо сияющим и улучшает весь характер того, кто любит, так это божественная любовь возвышает и прославляет того, кто любит, до тех пор, пока не только лицо, но и весь человек не начнет светиться лучами славы, наполняющей его сердце.
– Пойдем со мной к реке, Майя, - сказала я вскоре после того, как мы побеседовали некоторое время, - Пойдем, искупаемся.
– С удовольствием, - сказала она, - но ты когда-нибудь была на озере или на море?
– На озере или на море? – переспросила я, - нет, конечно. Здесь есть озеро и море?
– Конечно же, есть - сказала Майя, с небольшим чувством превосходства оттого, что она знает о небесных окрестностях больше, чем я, - Мы можем пойти на озеро сегодня, а море оставить на следующий день? Как сделаем?
– Давай сегодня пойдем на озеро, - сказала я.
Таким образом, повернув в совершенно ином направлении от пути, который привел к реке, мы радостно последовали дальше, по-прежнему беседуя во время ходьбы. Так много есть что спросить, что вспомнить, так много радостей!
В какой-то момент она повернулась ко мне и быстро спросила:
– Когда придёт мой дядя Уилл?
Моя рука крепко сжала её руку, и комок застрял в моём горле, хотя я спокойно ответила:
– Это только в Божьих руках; мы не можем задавать вопросов.
– Да, я знаю. Его воля всегда правильная, но я так давно не видела моего дорогого дядю; и «долго» - не значит жаловаться.
Она выросла такой женственной, такой мудрой, этот ребенок нежного возраста, с тех пор, как мы расстались, что было радостно беседовать с ней. Я рассказала ей о моем печальном поручении на земле, и о скорби близких мне людей, которых я оставила.
– Да, да, я знаю все!
– прошептала она, нежно обняв меня, - Но ждать осталось недолго. Они скоро придут. Здесь никогда не бывает так, что чего-то долго приходится ждать.
Всегда так много занятий, так много приятных обязанностей, так много радостей - ах, это не будет долго!
Таким образом, она ободряла и утешала меня, пока мы шли через разнообразные и
всегда прекрасные ландшафты. Наконец, она закричала, подняв руку и указывая своим розовым пальчиком:
– Смотри! Разве это не божественная красота?
Я затаила дыхание, потом резко остановилась и закрыла свое лицо руками, защищая глаза от полной славы сцены. Не удивительно, что мой брат не привел меня раньше на это место; я была недостаточно духовно сильной, чтобы смотреть на это. Когда я снова медленно подняла голову, Майя стояла, как бы приглашая меня. Свет золотого утра покоился на ее лице, и, смешиваясь с сиянием, которое было в ней, почти полностью преобразил ее. Даже она, так долго живущая здесь, еще не привыкла к этой славе.
– Посмотри, дорогая тетушка! Это Божья воля, чтобы ты это видела, - нежно прошептала она, не сводя глаз со сцены, которая перед ней, - Он позволил мне быть той, кто покажет тебе славу этого места!
Я повернулась и посмотрела, как бы в полудреме. Перед нами расстилалось озеро, гладкое, как стекло, но утопающее в золотой славе небес, которая сделала его подобным морю расплавленного золота. Цветочные и фруктовые деревья росли до самой его границы во многих местах, и далеко, далеко, на другой стороне этой сверкающей воды, высились купола и шпили этого, по-видимому, могучего города. Многие люди отдыхали у этих цветущих берегов, и на поверхности воды находились лодки чудесной конструкции, наполненные счастливыми душами, движимые невидимой силой. Маленькие дети, также как и взрослые, плавали и плескались в воде. Мы увидели группу поющих херувимов, парящих высоко над головами и перемещающихся над озером. Детские голоса донеслись до нас, где мы стояли, с радостной хвалой.
– Пойдем, - сказала Майя, схватив мою руку, - давай присоединимся к ним, - и мы поспешили вперед.
– Слава и честь!
– пели детские голоса, - Владычество и сила! – подхватили и ответили голоса великого множества собравшихся, которые, как и мы, присоединились к пению. Группа херувимов продолжала парить вдали, и на расстоянии до нас доносились прекрасные мелодии их сладких голосов и ответное пение на тон ниже - тех, кто ждал внизу.
Мы стояли на краю озера, и мои щеки были покрыты слезами и глаза затуманились от пережитых эмоций. Я чувствовала себя слабой, как маленький ребёнок, но, о, что за восторг, что за неизреченная радость наполнила и овладела мной! Может, я спала? Или это действительно был еще один этап бессмертной жизни?
Майя обвила рукой мою шею и прошептала:
– Дорогая, пойдем. После восторга – покой.
Я пассивно ей уступила; и не могла поступить иначе. Она повела меня в воду, глубже, глубже в кристальные глубины, и когда, казалось, мы должны были быть на глубине десятков-сотен метров от поверхности, она распростерлась в воде, предлагая мне сделать то же самое. Я сделала так же, и мы сразу же стали медленно подниматься. Наконец, я обнаружила, что мы больше не поднимаемся, а медленно плывем по течению, все еще под многими метрами от поверхности. Потом я увидела нечто чудесное. Взглянув, где я нахожусь, я увидела, что меня окружают преломляющиеся лучи. Мне казалось, что я покоилась в центре призмы, и такие яркие и тонкие расцветки земные глаза никогда не видели. Вместо семи цветов, как мы видим здесь, цвета смешивались в такие редкие полутона, что лучи, казались практически безграничными, или они действительно были такими, я не могла их отделить друг от друга. Пока я лежала, разглядывая эту удивительную панораму, краски то становились более глубокими, то постепенно исчезали, подобно северному сиянию.
Я была во власти звуков отдаленной музыки. Хотя Майя и я больше не цеплялись друг за друга, мы не плыли врозь, как это естественно можно было предположить, но на таком расстоянии друг от друга, что можно было легко разговаривать. Хотя несколько слов были произнесены нами, но молчание казалось слишком священным, чтобы с легкостью его нарушить. Мы лежали на, или, скорее, внутри воды, как на мягчайшем ложе. Не требовалось усилий, чтобы удержаться на плаву; мягкие волны успокаивали и расслабляли. Когда отдаленная музыка захватила мое внимание, я повернулась и взглянула на Майю. Она улыбнулась в ответ, но ничего не сказала. Вскоре я уловила слова: "Слава и честь, величие и сила", и я знала, что это все еще был хор херувимов, хотя они теперь должны были быть за много километров отсюда. Потом мое ухо разобрало нежный звук колокольчика – серебряного колокольчика с серебряным языком. Я прошептала: