За небесными вратами
Шрифт:
– На это нет воли Отца.
После этого я согласилась полностью с волей Отца, и в скором времени после этого он принес меня сюда на руках. И что это за благословенная жизнь!
Я могу дать лишь краткое изложение нашей беседы в тот первый счастливый день. Это слишком священно, чтобы пристально разглядывать это любопытными глазами. Мы беседовали до золотого заката, и мы смотрели на маленьких птичек, гнездившихся в виноградных лозах, а также слышали издалека торжественные радостные ангельские хоровые песни, и присоединили наши голоса к гимну хвалы. Позже мы пришли в мою комнату и легли на диван для отдыха; последние слова, которые я услышала, прежде чем погрузиться в небесный блаженный сон, был ласковый шепот:
– Дорогая,
Меня не раз спрашивали: «Есть ли там ночь?». Безусловно, нет! То, что, за неимением лучшего обозначения, мы можем назвать «день», было наполнено славным сияньем, радостным золотым светом, который был повсюду. Нет слова на земном языке, которое может описать эту чудесную славу. Она затопила небо, она преломлялась и отражалась в воде, она заполняла все небо радостью и все сердца песней. После периода, гораздо большего, чем наш самый длинный земной день, это слава сгущалась и становилась более нежной до тех пор, пока она не становилась яркими сумерками, полными мира. Дети прекращали свои игры под деревьями, маленькие птицы укрывались в гнездышках среди виноградных лоз, и все, кто был занят различными делами в течение всего дня, успокаивался. Но нет никакой тьмы, ни даже тени сумрака, только успокоительная смягчающая слава.
ГЛАВА 10.
О, сладкая и благословенная страна,
Дом Божьих избранников!
О, сладкая и благословенная страна,
Которую ждут жаждущие сердца!
Там гора Сион
И торжествующий собор
И свет от множества ангелов
И всех мучеников толпа.
Санкт Бернард
Вскоре после этого мой брат сказал:
– Этим утром мы пойдем в большую аудиторию, это будет редкий день даже здесь. Мартин Лютер будет говорить на тему: «Реформация, ее причины и последствия», и это будет дополнено Джоном Уэсли. Там могут быть также и другие ораторы.
Это был не первый раз, когда мы посетили этот великий зрительный зал, хотя я до сих пор не описала его. Он стоял на небольшом возвышении, могучий купол поддерживался массивными колоннами из камня, похожего на аметист и яшму. В этом огромном здании не было стен, только большой купол и поддерживающие колонны. Широкая платформа из драгоценного мрамора, инкрустированная порфиром, возвышалась из центра, от которого восходили сидения с трех сторон, образуя огромный амфитеатр. Сиденья были из кедрового дерева высокой полировки; и позади платформы были тяжелые портьеры королевского пурпурного цвета. Алтарь из твердой жемчужины стоял рядом в центре платформы.
Большой купол был глубоким и темным в своей необъятности, так что только золотые статуи вокруг нижней границы были отчетливо видны. Все это я отметила во время прежних посещений.
Когда мы вошли, то обнаружили, что здание заполнено людьми, ждущими с сильным желанием то, что должно произойти. Вскоре мы тоже сидели и ждали. Нежные мелодии плыли вокруг нас, от невидимых хоров, и вскоре Мартин Лютер, в расцвете лет, энергичный и мужественный, взошел и встал перед нами. У меня нет цели описывать его внешний вид, так знакомый всем нам, скажу только, что к его огромному интеллекту и силе духа добавилось мощное телосложение, что по-прежнему делало его подходящим лидером, даже в небесах.
Его речь сама по себе заслуживает отдельной книги, и не может быть передана, даже в общих чертах, в этом кратком очерке. Он покорил нас силой своей воли и своим красноречием.
Когда он закончил, его место занял Джон Уэсли; святая красота его лица усилилась от небесного света, это было чудесно. Его темой была «Божья любовь»; и если в земной жизни он притягивал своей силой, то теперь он захватил наши души огнём своего восторженного состояния, при котором мы были как воск в его руках. Он показал, что эта любовь сделала для нас, и о том, как даже вечность благодарения и хвалы не сможет никогда отплатить за это.
Безмолвие от впечатления, сладкие мелодии невидимого хора окружали обширную аудиторию в течение некоторого времени после того, как он покинул кафедру. Все, казалось, были погружены в размышления о теме, когда он так тихо остановился. Затем тяжелые портьеры позади платформы раздвинулись, и открылся Величественная Фигура, вокруг Которой, казалось, сосредоточилась вся слава небес, Он продвинулся вперед к середине платформы. Мгновенно громадное скопление душ встали на ноги и взорвались одним голосом в величественный гимн, который мы так часто поем на земле:
«Вся сила имени Иисуса
Пусть ангелы падут ниц
Принесут царский венец
И коронуют Его, Господа всех».
Такого великого хора голосов, такого единства, такой гармонии, такой масштабности, еще никогда не было слышно на земле. Это усиливалось, увеличилось, и, казалось, заполнило не только большую аудиторию, но само небо. И по-прежнему, над всем этим, мы услышали голоса ангельского хора, но уже не нежные, сладкие мелодии, но взрыв победоносной ликующей хвалы. Торжествующая слава, казалось, заполнила место, и, взглянув вверх, мы увидели большой купол, пылающий золотым светом, и в центре его фигуры ангелов больше не невидимого хора, с небесными арфами и виолами, с лицами, сияющими лишь чуть меньше, чем у Него, Которому они пели хвалу. И Он, перед которым все небо склонилось в поклонении, стоял с поднятым лицом и величественным видом, Сам Бог земли и неба. Он был центром всего света, и Божественное сияние окружило Его, что было вне всякого сравнения.
Как только гимн хвалы и поклонения закончился, все медленно опустились на колени, и каждая голова склонилась и каждое лицо закрылось, хор ангелов снова пропел знакомые слова:
«Слава Отцу, и Сыну, и Святому Духу
Ныне и присно и во веки веков,
Мир без конца. Аминь, аминь!»
Постепенно голоса угасли, и святая тишина опустилась на нас. Медленно и благоговейно все поднялись и снова заняли свои места. Нет, не все. Прекрасная Мария Бейтс, которая сопровождала нас в храм, я заметила, что только она все еще преклоняла колени среди нас, со сложенными руками и сияющим поднятым лицом, ее прекрасные глаза были устремлены на Спасителя, в то время как Он все еще стоял перед нами, - с таким взглядом самозабвенного поклонения и любви, что сама стала по-настоящему божественной. Она была настолько поглощена, что я не осмелилась побеспокоить ее, но вот Господь повернулся и встретил ее обожающие глаза с взглядом признания в любви, с глубоким вздохом исполненного желания; как только Он снова повернулся, она тихо заняла свое сиденье рядом со мной, положив свою маленькую ручку в мою с полным доверием ребенка, который чувствует, что его понимают.
Когда я посмотрела на фигуру, окруженную славой, которая была перед нами, одетую во все величие Божества, мое сердце трепетно спросило: «Может ли это быть действительно Христос-человек, которого Пилат приговорил к бесславной смерти на кресте?» Я не могла согласиться с ним. Это казалось невозможным, что любой человек, какой бы гнусный он ни был, может быть слеп к Божественности, которое так прямо открывалось в Нем.
Затем Спаситель начал говорить, и сладость Его голоса была несравнима с мелодией небесного хора. И его благодатные слова! Разве я могла бы, если бы отважилась, передать их такими, какими они покинули Его уста. На земле нет языка, который мог бы передать их высокий смысл. Сначала Он слегка коснулся земной жизни, и показал, как удивительна взаимосвязь двух жизней – прошлой и настоящей. Затем Он развернул перед нами некоторые ранее неизвестные тайны блаженной жизни, и отметил, как Ему сейчас радостно служить нам.