За «огненной чертой»

Рисунок Андрея Вагина

— Мы поймали еще одного, Борода.

— Сколько ему лет?

— На вид за шестьдесят. Но, может, и меньше… Выглядит гораздо старше, чем

— А откуда?

— Из тех, что живут под развалинами в долине. Я его давно приметил. Он чаще других вылезал наружу в пасмурные дни. Я следил за ним в оптическую трубу из верхней лаборатории. Когда он подошел к одной из наших пещер, я сигнализировал ребятам. Они набросили на него сеть. Он даже не пробовал освободиться. Лежал и скулил. Когда стемнело, ребята втянули его к нам.

— Бесполезное дело, Одноглазый. От этих из развалин мы ни разу ничего не добились. Они умирали раньше, чем начинали вспоминать.

— А может, это упрямство, Борода? Просто не хотят говорить, как было.

— Нет, это кретины… Прошлого для них не существует. Тут одно средство — электрические разряды… Хромой верил, что хорошие разряды способны восстанавливать память прошлого. Но эти — из развалин — не выдерживают…

— Так пустить его?

— Пусти, пожалуй… Или нет. Давай сюда! Посмотрю, каков он…

Двое коренастых парней с чуть пробивающейся рыжеватой порослью на щеках, полуголые, в коротких кожаных штанах и деревянных башмаках, ввели старика. Он был худ и лыс. Впалые восковые щеки, черные борозды морщин вокруг тонких, плотно сжатых губ. Слезящиеся глаза подслеповато щурились под покрасневшими, лишенными ресниц веками. Старик зябко кутался в короткий дырявый плащ. Дрожь то и дело пробегала по худому, костлявому телу. Из-под плаща виднелся рваный шерстяной свитер; грязные, в заплатах, брюки были заправлены в дырявые носки, подвязанные кусками веревки. Ботинок на нем не было, и он переступал с ноги на ногу на холодном бетонном полу подземелья.

Борода первым нарушил молчание:

— Ты кто такой?

Старик метнул исподлобья затравленный взгляд и еще плотнее сжал губы.

Борода встал из-за стола, подошел к старику почти вплотную. Старик весь сжался и попятился.

— Не бойся, — медленно сказал Борода, — и не дрожи… Не сделаю тебе ничего худого.

— А я и не боюсь тебя, разбойник, — прерывающимся голосом пробормотал старик. — Знаю, кто ты, и все равно не боюсь…

Он умолк и, отступив к самой стене, прикрыл глаза.

— Знаешь меня? — удивился Борода. — Откуда?..

Старик молчал.

— Ну не глупи, отец. Садись поближе к свету. Поговорим. Хочу порасспросить тебя… кое о чем…

Старик продолжал молчать и не открывал глаз. Все его тело сотрясалось от непрерывной дрожи.

— Видишь, он уже готов рассыпаться, — заметил Одноглазый.

Парнн, которые привели старика, захмыкали.

— А ну! — негромко бросил Борода.

Под низко нависающим бетонным сводом стало тихо.

— Почему ты без сапог? — продолжал Борода, снова обращаясь к старику. — Разве у вас в долине теперь ходят так?

Старик покосился на полуголых парней и злобно прошептал что-то.

— Вот как? — удивился Борода. — Это ты? — Он указал пальцем на одного из парней.

Тот испуганно замотал головой.

— Значит, ты. — Борода не мигая уставился на другого парня. — А ну-ка подойди сюда.

Звонкий удар, короткий всхлип. Еще удар и еще.

— Теперь ступай и принеси его башмаки.

Заслоняя руками окровавленное лицо, парень, пошатываясь, исчез за тяжелой дверью.

Через несколько минут он возвратился. Одной рукой он прикрывал разбитый нос и губы, в другой были башмаки старика. Он молча поставил их на стол и попятился к двери.

— Немудрено, что польстился, — заметил Борода, — хорошие башмаки — на меху и подошва совсем не стерлась. Я тоже никогда в жизни не носил таких. Ты, наверно, был богатый, — повернулся он к старику, — раньше, до этого… Ну, понимаешь?

Старик молчал, не отрывая взгляда от башмаков, которые Борода держал в руках.

— Конечно, богатый, — усмехнулся Борода, — только очень богатые могли носить такие замечательные башмаки… На, возьми!..

Он швырнул башмаки к ногам старика. Старик быстро нагнулся, схватил их и стал торопливо надевать, подпрыгивая на одной ноге.

— А ты запомни, — обратился Борода к парню с разбитым лицом. — Мы не бандиты и не разбойники. Мы исследователи… Исследователи — это значит ученые… Мы должны вернуть то, что они, — он кивнул на старика, — потеряли. Это очень трудно, но другого выхода у нас нет. Ты понял?

— Понял, — сказал парень, всхлипывая и размазывая по лицу кровь и сопли.

— Вот и хорошо, — кивнул Борода. — Так расскажи нам, — продолжал он, обращаясь к старику, — расскажи, как все это получилось?

— Я ничего не знаю.

— Не всегда же люди скрывались в пещерах и не могли выходить на солнечный свет!

Старик молча разглядывал пряжки на своих башмаках.

— Я ведь могу заставить тебя говорить…

— Я ничего не знаю, клянусь вам.

— Мы поклялись не верить ничьим клятвам, даже своим собственным… Сколько времени ты живешь там внизу, под этими развалинами?

— Как помню себя..

— Сколько же лет ты себя помнишь.

— Не знаю… Много…

— Десять, двадцать, пятьдесят?

Старик молча пожевал тонкими губами.

— Меньше, но я не знаю… Я не веду счет годам… Зачем? Время остановилось.

— Это вы остановили его — ты и те другие, кто носил такие же башмаки на меху. Вас давно надо было уничтожить всех, как взбесившихся псов… А вы зарылись в норы и бормочете про остановившееся время…

— Кончай, Борода, — глухо сказал Одноглазый. — Это ни к чему. Давай его мне, и я проверю, сохранились ли какие-нибудь воспоминания в его гнилом мозгу.

— Не надо, — закричал вдруг старик, — я скажу, что помню. Все… Ничего не утаю… Зачем мне скрывать! Я ни в чем не виноват.