За пеленой надежды

Вуд Барбара

Выпускники топтались на траве, облачившись в пурпурные колпаки и халаты, какие носят в колледже Кастильо, и перекинув через плечо атласные докторские палантины бледно-голубого и устрично-белого цветов. Они весело общались с друзьями и родственниками, которые стояли на квадратной площадке.

Рут оказалась в самом центре этого неугомонного улья; две объединившиеся семьи отдавали должное своей выпускнице, по очереди нежно касаясь руками ее выпуклого живота. Две матери и два отца встретились впервые и обнялись, все члены семейств Ротов и Шапиро начали робко знакомиться. Казалось, что даже отец Рут полностью наслаждался этим мгновением и поздравлял себя с тем, что произвел на свет дочь, которая стала первой выпускницей курса.

— Значит, Рути, ты нас всех

обвела вокруг пальца, — сказал он, крепко обнимая ее. — Ты оказалась на самом верху. Так-так… Надеюсь, это означает, что ты собираешься остепениться. Теперь тебе нечего и думать о медицинской практике, раз ты уже завела семью. Твое место — дом. Возможно, все же это не было пустой тратой времени. Как знать, когда-нибудь этот диплом может тебе пригодиться.

Несколько выпускников остались одни, к ним никто не приехал. В их числе была и Мики. Она ходила среди толпы, улыбалась, принимала похвалы, пожимала руки штатным медикам и администраторам, фотографировалась вместе с однокурсниками, с одной стороны, завидуя, что им уделяется столько внимания, а с другой — как-то странно радуясь возможности побыть одной. «Отныне я буду одна — вот как я буду жить». Мики знала, что Сондра не успокоится до тех пор, пока не найдет мужчину своей мечты. Рут и Арни будут вместе. А ей, Мики, предначертано остаться одной. И смирившись с этим, она поверила, что сможет так жить.

Мики вспомнила последний разговор с Джонатаном, тот вечер, когда он звонил и просил ее прийти к колокольне, а она не пришла. Она вспомнила, когда видела его в последний раз — по телевидению. Ему вручали «Оскар» за лучший документальный фильм. Как красиво он смотрелся, каким энергичным казался! Теперь она ему не нужна, поэтому ее жизнь должна стать свободной от обременительных связей. Тем не менее Мики знала, что всегда будет помнить его, ибо он у нее был первым…

Мики подошла к тому месту, где собрались ее друзья с семьями. Она чувствовала напряжение, была буквально заряжена ожиданием будущего. «Куда мы держим путь? Что уготовила нам судьба?» Мики знала, что последние четыре года — лишь прелюдия, великие приключения еще впереди. Радуясь, что все здесь скоро закончится, Мики невольно загрустила: скоро три подруги расстанутся, и у каждой начнется своя жизнь.

Пока Мики знакомили со всеми, она не могла не заметить, что Арни ведет себя необычно тихо. Она знала, что это из-за диплома: Рут распорядилась записать на нем не фамилию Ротов, а свою девичью — Шапиро. Арни обиделся.

Здесь же находились загоревшие под солнцем Аризоны родители Сондры. Пожимая руку Мики, мистер Мэллоун сказал:

— Словами не могу выразить, как мы гордимся вами, девочки! Сондра говорит, что вы, Мики, едете на Гавайские острова. А наша девочка отправляется в Африку выполнить Божью волю.

Когда общее волнение пошло на спад, Мики, Сондра и Рут отправились домой, в свою квартиру, думая, что сегодня они в последний раз вместе шагают по выложенной каменной плиткой дорожке.

Часть третья

1973–1974

16

Один чемодан был набит инструментарием и медикаментами, которые для миссии собрали сотрудники больницы, а другой, поменьше, — одеждой и несколькими личными вещами, которые Сондра решила прихватить с собой. Она не спускала глаз с темнокожих носильщиков, которые тащили за собой тележки и сваливали багаж в центре отведенного для него места. Кругом царил хаос: туристы опасались, что их багаж может не долететь до Кении; мужчины, потевшие в деловых костюмах, старались завести полезные знакомства; недовольные матери пытались утихомирить капризных чад; команда игроков в гольф из Англии протискивалась сквозь толпу пассажиров, пытаясь заполучить свои украшенные монограммами сумки. Лица осунулись после долгого полета, глаз коснулся ободок усталости, все были раздражены. Сондра выделялась из этой толпы — молодая женщина в синих джинсах, ковбойских ботинках и выцветшей футболке аризонского университета.

Она посмотрела

на часы. В Финиксе сейчас было ровно восемь вечера. Наверно, сейчас по коридорам больницы с грохотом катятся пустые тележки, на которых развозят ужин, а доктор Макреди терроризирует новую группу интернов. Он неожиданно попросил Сондру остаться. Доктор Макреди, ходячая гранитная плита, который, как ей казалось, всегда недолюбливал ее. Он удивил ее, сказав: «Мэллоун, вы очень хороший врач. Вы нам нужны. Не уезжайте в Африку, оставайтесь здесь и практикуйтесь в какой-нибудь специальности». Сондра была польщена, она обрадовалась, узнав, что прошла трудный класс Макреди со столь высоким результатом. Но она дала слово преподобному Ингелсу и этой миссии поехать в Африку, землю своих предков.

Миссия Ухуру находилась в местности, поросшей колючим кустарником, — между Найроби и Момбасой. Это была одна из старейших миссий в Кении и обслуживала очень большую территорию, удовлетворяя главным образом потребности племен таита и масаи. Когда Сондра сказала преподобному Ингелсу, что не верит в Бога и не сможет проповедовать, тот ответил: «Проповедников у нас множество, Сондра. У нас имеется длинный список добровольцев-евангелистов. Но нам отчаянно не хватает врачей, особенно таких, как вы, которые практикуют медицину широкого профиля. Вы понадобитесь в больнице миссии, чтобы помочь обучить коренных жителей гигиене и основам здравоохранения, выезжать на места и лечить коренных жителей, которые не могут добраться до миссии. Поверьте мне, Сондра, тем самым вы будете исполнять волю Господа».

Толпа начала редеть, когда люди потекли в таможню и иммиграционный отдел. Сондре говорили, что из миссии ее встретят, но к тому времени, когда она забрала свои сумки, никто ею не поинтересовался. Она начала тревожиться. Наконец Сондра заметила мужчину, который шел к ней. Приблизившись, тот резко спросил:

— Доктор Мэллоун?

— Да, — ответила Сондра и позволила ему забрать два своих чемодана.

— Я доктор Фаррар, — кратко представился он, резко повернулся и двинулся в сторону толпы. — Следуйте за мной, — велел он, не глядя на нее и не улыбаясь. — Когда откроют новый аэропорт, дела пойдут лучше.

Когда они наконец вышли из здания таможни, их встретило прохладное и солнечное кенийское утро. Они пошли к фургону «фольксваген», раскрашенному, к удивлению Сондры, отвратительными полосами под зебру. Дерри Фаррар не разговаривал, пока на своем неуклюжем средстве передвижения выезжал из аэропорта и с трудом пробивался по забитой машинами дороге, а Сондра, чувствуя себя неловко от этого ледяного молчания, и не могла придумать, что сказать.

Дерри Фаррар был привлекательным мужчиной. В брюках цвета хаки и рубашке с закатанными рукавами, бронзовый от загара, он казался Сондре легендарным белым охотником из давних времен. Он держался прямо и был наделен широкими плечами и спиной молодого человека, но Сондре показалось, что ему должно быть не меньше пятидесяти. Он казался человеком, существовавшим меж двух миров. Черные волосы доктор Фаррар носил по моде английского сельского джентльмена — они были разделены на косой пробор и зачесаны назад. Волосы его уже начали серебриться у висков, а речь была изысканна и вежлива. Однако загорелую грудь, которую обнажал открытый ворот рубашки, на Флит-стрит вряд ли сыщешь.

Но больше всего Сондру заинтриговало его лицо — открытое, и в то же время с печатью тайны. Черные брови, изогнутые и густые, придавали ему вид человека, который слишком часто и слишком долго сердится, а серо-голубые со стальным блеском глаза казались строгими и… бездонными. Это лицо было воплощением противоречий и казалось столь же привлекательным, сколь и отталкивающим.

Машина поехала по двухполосному шоссе, по обе стороны которого тянулись красивые луга, пастбища и каскадами росли бугенвиллии, напоминая о колледже Кастильо. Сондре показалось, что они проехали мимо большой вязанки хвороста с ногами. Затем Сондра заметила, что это женщина, согнувшаяся под непосильной ношей. Она тяжело брела вслед за высоким гордым мужчиной, руки которого были совершенно свободны.