За пеленой тысячелетий
Шрифт:
– Нет. Я равнодушен к вину и к еде. И привык довольствоваться малым. Что касаемо веселья, то для меня уже давно минуло то время, когда я радовался как неразумный ребёнок, забыв об осторожности.
– О какой осторожности ты говоришь? Враг разгромлен, и поле сражения осталось за нами. Разве ты не сам был свидетелем этому? Почему тогда хмурен твой лик?
– Не знаю, - Кадуй тревожно оглянулся вокруг. Шрам на его лице набух и стал виден больше обычного. – Ты царь и тебе решать. Твоей матери я обещал, что буду во всём слушаться тебя и не изменю своему слову... Но что-то мне не нравится во всём этом. Как будто специально здесь поставили эти столы, чтобы завлечь нас... Я осмелюсь дать тебе совет. Выставь дополнительные
Молодость и безрассудность сыграла со Спаргаписом злую шутку. А может быть, всему виной был выпитый кубок хмельного греческого вина? Но он в раздражении отвернулся от Кадуя и пробормотал себе под нос:
– Старый дурак, совсем из ума выжил. Нужны мне его советы. Чтоб его утащили демоны ночи, - а вслух сказал, сдерживая бешенство: - Отдыхай, благородный Кадуй. А о безопасности нашего войска я сам побеспокоюсь.
И отъехал прочь. Бросив взгляд на столы, которые уже заметно опустели, он увидел, что саков-тиграхаудов среди них нет. От этого раздражение его ещё возросло. Он увидел молодого воина, назвавшего его великим царём. Поманил его к себе пальцем. Тот подошёл, держа в одной руке кубок с вином, в другой кусок мяса. Он уже заметно охмелел и хотел поклониться, но не смог, а так и остался стоять, нелепо переводя взгляд с одной своей руки на другую – не зная с чего начать.
– Тебя как зовут?
– Лик, великий царь, - ответил скиф и громко икнул.
– Скольких врагов ты поразил?
– Я не считал, но многих. А мой друг Палак ещё больше. Но проклятые персы зарубили его, и теперь он пирует с богами, - Лик пьяно всхлипнул. – Я сам отнёс его на погребальный костёр.
– Достойному воину, достойная смерть, - проговорил вполголоса Спаргапис. – Иди, пируй дальше.
Хотя воины веселились, празднуя победу, сын царицы оставался хмурым. Разговор с Кадуем всё-таки вселил в его сердце тревогу. И когда он увидел, как к нему на бешеном скаку несётся всадник, тревога его усилилась и он замер в ожидании чего-то неизбежного. Подскакав, скиф крикнул прямо с седла:
– Персы!!! Целая тьма. Вся степь покрыта пешими и конными воинами... Они идут с трёх сторон... Они вырезали наши дозоры, и мне одному удалось уйти.
Сердце у Спаргаписа упало и бешено заколотилось.
– Далеко?!
– Три полёта стрелы.
От этих слов ему стало страшно. Спаргапис понял - персы вскоре будут здесь и пирующие скифы, потерявшие осторожность, обречены. Он догадался, что не давало ему покоя всё последнее время. Лёгкость. Легкость, с которой они одержали победу над войском, покорившим до этого всю Азию.
Он в беспомощности оглянулся и увидел, что к нему уже мчится Кадуй. Вдвоём они начали организовывать оборону. Всё равно время было упущено, и Спаргапис проклинал себя за проявленную беспечность.
Да, скифы, увидев столы с едой и амфоры с вином – утратили осторожность. Забыв, что так же на пиру, опоённый вином, погиб скифский царь Мадий, со своими приближёнными. История ни чему не научила варваров. И в скором времени они будут жестоко наказаны за это.
Персы атаковали тремя колоннами. Впереди, скрытно, шли дозоры. Обнаружив скифские посты, они по-тихому вырезали их и двигались дальше. Это не составляло большого труда. Большинство степных воинов были пьяны и расплачивались за это кровью.
Для того чтобы быстрее достичь лагеря скифов, царь распорядился часть пеших воинов посадить на лошадей, за спинами всадников. Остальные, скорым шагом, шли за конницей. Две колонны стали заворачивать в стороны, обтекая скифов с флангов. Головная, прямо с марша, ударила в лоб скифов и завязалась сеча. Вторая за этот день. Но теперь боги отвернулись от скифов, и они гибли под персидскими мечами, а ненасытный бог Вархран продолжал собирать свою жатву.
Сам Кир скакал в окружении «бессмертных» в головной колонне. Его губы плотно сжаты, взгляд устремлён вперёд, в руке обнажённый меч. Телохранители окружили плотным кольцом своего повелителя, готовые в случае чего лечь под скифские мечи, во славу царя. Не было в тот момент силы, которая могла противостоять персидскому натиску. Простые воины знали, что до этого на этом поле погибли их товарищи, и ненависть переполняла их сердца. Они легко прорвали оборону, которую успели поставить варвары и начали направо и налево разить врагов.
Когда весть о нападение персов достигла ушей племён Камасария и Арготы, они только переглянулись. Оба, в этот момент, подумали об одном. Правы они были, что решили поддержать царя Кира, а не плелись в хвосте коня царицы Томирис. Вон как ловко он расставил ловушку. Племена стояли чуть в стороне и не принимали участия в общей битве. Они ждали сигнала. Наконец, три огненные стрелы, прочертили небо. Увидев их, вожди одновременно вздрогнули и, не мешкая, стали заворачивать коней. Они устремились в узкую горловину, где ещё не было персидских воинов. Надо торопиться. Ещё чуть-чуть и кольцо могло сомкнуться и тогда будет уже не выскочить. Опьянённые битвой персы не будут разбираться в сговоре они с их повелителем или нет.
Поэтому, нахлёстывая коней, они ринулись в проход. Когда через некоторое время прискакал взмыленный вестовой от Спаргаписа, он застал только следы от костровищ да конский помёт. Вот и всё, что оставили после себя мятежные племена.
Не все скифы оказались столь беспечны, что забыв об осторожности, бросились насыщать свои животы. Предусмотрительный Кадуй не допустил своих воинов к столам с вином. Чутьё не обмануло старого воина и спасло много жизней его сородичей. Тиграхауды и составили тот костяк, который ещё мог организованно сопротивляться персам, их безудержному натиску. Но это всё равно, что бросить песчинку в бушующее море. Персы налетели как вихрь и начали терзать, рвать на части остатки скифского войска. Как до этого они сами рвали персов. Теперь всё перевернулось.
Кадуй и сын царицы, оказались рядом и бились плечом к плечу, сдерживая персов. Шаг за шагом они пятились, отступая, стараясь сохранить боевой порядок. Кадуй, бешено вращал двумя мечами, нанося удары направо и налево.
– Строй!
– орал он, перекрывая шум битвы.
– Держать строй!
Кадуй понимал, что если персам удастся их расчленить, то всё. Тогда они задавят их своим числом. И воины стояли. Единственное их спасение в надвигающихся сумерках. Под покровом ночи можно попытаться уйти, просочиться сквозь персидские тысячи. Поэтому они держались, теряя воинов, но не теряя голову.
В кольчугу Кадуя ударила стрела. Добротные греческие кольца, из которых она была сделана, выдержали, но на теле растёкся большой синяк. От сильного удара Кадуй крякнул, покачнулся в седле, но удержался. Пропела ещё одна стрела и впилась в левое плечо. Меч выпал из ослабевших рук. Кадуй зарычал от боли и хотел вырвать стрелу, но краем глаза заметил скифа, готового проткнуть его копьём. Он упал на холку коня и, не глядя, ткнул мечом. Перс вскрикнул, взмахнул руками и завалился назад.
Военачальником тиграхаудов стало овладевать бешенство, и он стал напоминать взбесившегося вепря. Кадуй поднял голову к небу и зарычал, призывая богов в свидетели. Они как будто услышали его и с неба тотчас хлынули потоки воды. Забыв о боли, он сорвал с себя кольчугу, шлем, а затем и все доспехи, оставшись в одной набедренной повязке. Кинжалом он нарисовал у себя на груди священные знаки своего рода. Персы со страхом смотрели на него и даже на миг опустили мечи. Проделав всё это, он отбросил в сторону щит и с мечом в одной руке, а с кинжалом в другой - ринулся на врагов, увлекая за собой оставшихся в живых воинов.