За подводными сокровищами
Шрифт:
Когда вы находили устрицу, ваши беды лишь начинались. Устрица сильна, молчалива и упряма. Под раковиной у нее скрывается большая мышца, сидящая на жесткой коричневой ножке, покрытой вязкой слизью. Это позволяет устрице медленно скользить по поверхности скалы и присасываться к ней с необычайной силой. Питается она морскими водорослями и морским салатом, высовывая из-под раковины свою рогатую, как у улитки, головку.
Когда отрываешь устрицу, приходится одной рукой держаться за скалу, чтобы противостоять течению, в то же время другой рукой надо ударить монтажной лопаткой по тому месту, где ножка устрицы присосалась к скале. При удачном ударе устрица отскакивает, и ловец, вдохнув последние остатки воздуха, хватает добычу и летит со скоростью ракеты к поверхности.
Когда мышца устрицы находится в расслабленном состоянии, между скалой и раковиной имеется промежуток примерно в полдюйма, через который выступает кольцо пурпурных усиков. Как только ловец научится распознавать эту бахрому, он проникает в секрет маскировки калифорнийской устрицы. После этого он легко обнаруживает ее повсюду. Но стоит только неосторожно прикоснуться к устрице, как она убирает свои усики и крепко-накрепко присасывается мышцей к скале. В таком случае даже опытным охотникам вроде Рюпа порой не удается отодрать ее.
Рюп был высок, темноволос, мускулист, с коричневой от загара кожей. Обычно он нырял в светло-зеленой резиновой маске, прикрепив к ногам большие зеленые ласты. В руках у него десятифутовое копье, монтажная лопатка и сетка для улова.
Мы попали в руки настоящему водяному. Рюп повел нас к береговому уступу в Ла Джолла. Там нам была наглядно доказана абсолютная необходимость применения водолазной маски и ласт. В то время у нас были лишь очки, предназначенные не для ныряния, а для защиты глаз пловца от воды.
— Давайте спустимся в море отсюда, — сказал Рюп, ведя нас по скользким скалам, заросшим морской травой.
Стоял май, и температура воды была немного выше 15°. Трясясь от холода, мы следовали за ним.
— Поплавок будет у меня, — заявил Рюп, надувая спасательный пояс военно-морского образца. К нему он привязал сетку для улова.
С трудом преодолевая прибой, мы шли вслед за Рюпом. Уловив момент, когда волнение почти утихло, мы бросились в воду и поплыли от берега со всей скоростью, на какую были способны наши невооруженные ноги. Неожиданно к нам подкралась огромная волна, гребень которой возвышался на добрых семь футов над нашими головами. Выбраться на берег мы не успели, а нырнуть под волну не догадались. Мы лежали оцепенев и вцепившись в скользкую морскую траву, когда отхлынувшая волна оголила скалы, над которыми мы плыли. И вот набежала новая волна, и мы оказались как бы в барабане огромной стиральной машины, которая вертела и била нас в массе бурлящей пены.
— Ныряйте под волну, — кричал нам Рюп. Сам он, словно винтами, работал ластами, ныряя сквозь каждую набегающую волну, и направился в открытое море, предоставив нам самим бороться за существование. Отплыв на 200 ярдов, он повернулся лицом к берегу и стал поджидать нас.
— Осталось всего двести ярдов, если плыть вдоль берега! — крикнул Рюп, чтобы подбодрить нас, и поплыл дальше. Когда мы наконец нагнали его, он уже копался где-то на дне. Спасательный пояс глубоко сидел в воде, так как сетка наполнилась устрицами. При нашем появлении Рюп всплыл, держа в каждой руке по омару.
— Ныряйте, — сказал он, — на дне их полным-полно.
Но я уже выдохлась и почти что замерзла. В мои очки протекала вода, и я не могла различить даже собственных ног. У меня хватало сил лишь для того, чтобы держаться за спасательный пояс и наблюдать за происходящим. Барни, которому было не теплей, чем мне, сделал глубокий вдох и исчез… секунд на пять. Когда посиневший Барни вынырнул, то имел вид утопленника. Рюп удивленно поглядел на него и спросил: «Неужели тебе холодно?» Но в этот момент Барни перестал стучать зубами. Его челюсти свело судорогой, и он не смог произнести ни слова.
Мою левую ногу начинало сводить судорогой, и я с тоской поглядывала на слишком отдаленный берег, когда вдруг ни с того ни с сего из глубин моря появился сначала трезубец Нептуна, а за ним длинный блестящий штык. Я решила, что у меня начались галлюцинации от холода. Тут вынырнула голова в маске и отвесила церемонный поклон.
— Полковник Норт, — представилась голова. — Не откажите в любезности подержать мой штык. С манерами, достойными английского дворецкого, полковник вручил мне оружие, еще раз поклонился и тут же исчез, взмахнув своими ластами.
Я почувствовала себя, как Алиса в стране чудес, когда, плавая в луже своих собственных слез, она спросила сказочного Мышонка:
— Скажите, пожалуйста, как выбраться из этого пруда? Я так устала!
Когда полковник снова появился с насаженным на конец, копья десятифунтовым палтусом, я тоже решила, что пора уходить, так как в «пруду» становится слишком людно. Я бы не удивилась, если бы другие подводные пловцы вдруг вынырнули с «Утенком и Додо», с «Лори и Орленком» или каким-нибудь из диковинных животных Алисы. Я поплыла к берегу и все последовали за мной.
Рюп и полковник с трезубцем приплыли с устрицами, заткнутыми даже в плавки. Устрицы настолько сильно присосались к телу, что больно было отдирать их. Очищая устриц, Рюп отделял сочленение большого белого мускула и легко стаскивал кольцо внутренностей. После этого происходила метаморфоза. Слизистая коричневая лапа вдруг превратилась в хрустальную туфельку Золушки. Под желтовато-серой жесткой оболочкой, похожей на перезимовавший кокон, ракушка была покрыта узорами, не менее красивыми, чем крылышко тропической бабочки. Внутренняя сторона ракушки оказалась из перламутра с опаловым отливом, более гладкого, чем атлас. Она как бы светилась внутренним светом. Ни одна ракушка не может сравниться по красоте с ракушкой калифорнийской устрицы, только что очищенной и вымытой в море, с еще сверкающими на ней каплями морской воды. Нет более вкусного блюда, чем твердый белый кусок устрицы, нарезанный тонкими ломтиками, отбитый до толщины кружева и зажаренный до золотисто-коричневого цвета.
В августе, когда температура воды повысилась до 22–23°, заливчик в Ла Джолла был полон охотников за устрицами. Они смотрели на дно через стекла плавательных досок и плавали на поверхности в масках с ластами на ногах. В Калифорнии устрица считается морской дичью и находится под охраной закона. Установлена суточная норма улова. Запрещен вывоз мяса и раковин устриц. Закон не разрешает охотиться за устрицами, пользуясь дыхательными аппаратами на глубинах менее 20 футов. Несмотря на эти правила, подводным пловцам-любителям достается большая часть улова в мелководье. «Клуб Чистильщиков Дна», члены которого представляют группу закаленных и опытных подводных пловцов, очищает от устриц каждую подводную щель и трещину на глубине до 40 футов. Промысловые охотники, оснащенные воздушными баллонами, очищают более глубокие места. Атакованные на всех глубинах устрицы ведут жизнь полную опасностей, и только способность самки класть более двух миллионов яиц в год спасает их от полного истребления.