За подводными сокровищами
Шрифт:
Когда мы плавали под водой среди этих валунов и скал, беловатое прозрачное существо, напоминающее своей формой удлиненную падающую слезу, проплыло мимо нас. Мы не заметили, чтобы его обтекаемое тело делало какие-либо движения, а все произошло с такой быстротой, что можно было усомниться: не почудилось ли нам? Оно исчезло среди скал под морской травой; казалось, что сквозь закрытую дверь проскользнуло привидение. Это был спрут, промчавшийся при помощи реактивного движения. Он промелькнул с такой быстротой и легкостью, что мы осознали его присутствие только по следу, оставленному в памяти, как бывает когда пролетает реактивный самолет.
Промелькнувшая мимо странная бледная форма напомнила нам о существовании далеко минувшей эры, когда в море было полным-полно подобных существ — представителей этого древнего семейства. Спрут — восьминогое головоногое — моллюск, подобный улитке, но без раковины, которую он утратил. Покров его спинки постепенно преобразовался в реактивный двигатель. Ближайший родственник спрута — кальмар также приспособлен к реактивному движению. Остатком его раковины является щиток, которым обычно кормят канареек.
Морские глубины кишат головоногими. Некоторые из них достигают чудовищных размеров. Рассказы об этих животных зачаровывали нас. А дети готовы были их слушать без конца. В большинстве случаев страшные рассказы о спрутах-чудовищах исходят от моряков, видевших на пустынных просторах океана при свете луны исполинские очертания гигантских кальмаров. Эти десятиногие чудовища обитают на больших глубинах. Но иногда, раненые или больные, они всплывают на поверхность, где вид их извивающихся щупалец порождает легенды о морских змеях. Один такой экземпляр, измеренный ученым-естественником Верриллом, в длину достигал пятидесяти пяти футов и весил более двадцати девяти тонн.
Гигантскими кальмарами питаются их противники — кашалоты, в утробах которых находили огромные куски щупалец. Во время схватки с кашалотом, происходящей на больших глубинах (около тысячи футов) при бледном фосфоресцентном свечении диковинных обитателей глубин, кальмар крепко охватывает кашалота своими щупальцами, чтобы удержать во мраке бездны его, нуждающегося в воздухе. Шрамы величиной с кофейные чашки на шкурах кашалотов — следы присосок кальмара — свидетельствуют о битвах, происходивших между титанами в вечной темноте морских глубин.
Гигантский кальмар послужил причиной возникновения многих морских легенд. Одна из таких легенд, переданная в рукописи, относящейся к 1180 году нашей эры, приписывается королю Норвегии Сверру. Эта легенда повествует о таинственном морском чудовище-кракене, которое вышло из моря на берег Лапландии. Оно было столь велико по размерам, что на его спине мог маневрировать полк солдат.
Легенда еще более раннего происхождения говорит о том, как епископ Нидаросский обнаружил на берегу спокойно спящего кракена. Приняв его за скалу, он соорудил на нем алтарь и отслужил мессу. Кракен почтительно дождался окончания церемонии и, когда почтенный прелат благополучно сошел на берег, погрузился в волны.
Людей всех национальностей долгое время зачаровывали рассказы о морских чудовищах. Дени де Монфор — автор серьезной, по общему мнению, работы по естественной истории, опубликованной в 1802 г.,— вероятно, хорошо знал об этом интересе и решил удовлетворить его, хотя бы ценой шутки над читателями. Во втором томе труда «Общая и частная естественная история моллюсков» он дает описание исполинской каракатицы, которая своими щупальцами обхватила трехмачтовый корабль, сломала его мачты, сорвала реи и уже собиралась утащить его на дно, когда экипажу при помощи топоров и палашей удалось обрубить конечности этого чудовища.
Де Монфор, будучи сотрудником Парижского музея естественной истории, будто бы сказал:
— Если публика проглотит мой запутанный щупальцами корабль, я заставлю своего колосса-спрута победить целый флот.
По-видимому, эпизод с кораблем был одобрен публикой, поскольку в одном из более поздних изданий Де Монфор серьезно заявил, что одна из великих побед английского флота превратилась в катастрофу вследствие появления спрута, который затащил под воду шесть захваченных французских военных кораблей и четыре английских.
Хотя на побережье Калифорнии спруты редко бывают более пяти футов в диаметре, водолазы-глубинники иногда встречают больших спрутов, величиной от десяти до двадцати футов между концами щупалец. Как правило, даже самые большие спруты не нападают на человека, если их не трогать. Питаются они ракообразными и моллюсками. Несмотря на это, на крупных спрутов нападать не стоит. Известен случай, когда подводный пловец ударил копьем десятифутового спрута, сидевшего в своем логове. Спрут схватил его щупальцем и держал очень долго, но все же пловцу удалось вырваться. Одним щупальцем спрут схватил его за ногу, а остальными семью крепко-накрепко присосался к скале. Пловец рассказывал, что пока длилась борьба, спрут свирепо смотрел на него своими огромными, близко посаженными глазами. Другие подводные пловцы утверждают, что холодный пронзительный взгляд спрута как будто гипнотизирует их и следит за ними, предупреждая каждое движение.
Репутация злобности спрута связана не только с его внешним видом. Из всех беспозвоночных он имеет самый развитый мозг и нервную систему. По-видимому, спрут способен «мыслить» и часто проявляет злую хитрость. Временами спруты доводят рыбаков до отчаяния, опустошая их сети и ловушки. Римский естествоиспытатель Плиний Старший пишет о некоем «полипе», который выходил ночью из моря, перелезал через высокий забор и опустошал корыта с маринованной рыбой. «Огромный зверь, чье тело, — говорит Плиний, — было не меньше винной бочки, был весь покрыт солью и издавал отвратительнейшее зловоние».
Очевидно, отвратительное зловоние не мешало древним римлянам и грекам употреблять спрутов, в пищу, их мясо считалось большим деликатесом. Далее Плиний рассказывает о греке Филоксене Сиракузском, который решил устроить пир и в качестве основного блюда заказал трехфутового спрута.
Он съел его сам целиком, после чего так заболел, что, по словам врача, ему осталось всего лишь несколько часов жизни. Тогда Филоксен приказал подать ему голову спрута, оставшуюся от обеда. Съев ее, он стал покорно ждать своей участи заявив, что для него теперь на земле не осталось ничего, о чем стоило бы пожалеть.