За полшага до счастья

Ледиг Аньес

– Что такое созвездие?

– Скопление звезд, как Большая или Малая Медведица. Они условно обозначены в небе, чтобы помочь астроному сориентироваться.

Затем Жером показал Жюли Уран и Нептун и сообщил, что скоро появится Марс. Жюли восхищалась широтой его познаний. Этот мир представлялся ей абсолютно непостижимым. Понемногу она стала мерзнуть и прижалась к нему. Казалось, Жером, глядя в пространство, совершенно затерялся в звездах…

Жюли знала, о ком он думает…

* * *

Моя жизнь утратила

связь с реальностью. Я только что оставила сына на попечение человека, которого знаю каких-то две недели, а сама лежу под одеялом где-то в океане, рядом с мужчиной, на палубе небольшого катера, в отеле десять миллиардов звезд. Какая роскошь! И главное, я не знаю, предполагает ли оный мужчина овладеть мною без лишних слов или, как он говорит, удовлетворится тем, что разделит со мной свою страстную любовь к звездам.

Хотелось бы понять. Это могло бы примирить меня с родом человеческим. Особенно с его мужской частью. Неужели на нашей бедной планете существуют мужчины с такой железной выдержкой?

Сейчас я просто лежу в его объятиях. Кажется, он заснул. Он снова немного всплакнул. У мужчин слоев еще больше, чем у лука. Или ему пришлось разгрузить целый грузовик. Несколько соленых капель в океане больше или меньше не изменят картину мира. А вот его лицо – пожалуй, потому что с утра у него будут опухшие глаза. И в другие дни тоже, потому что из него выходит такое напряжение, что он осунется.

Мне все больше и больше кажется, что такова моя миссия здесь. Снимать шелуху до самой души. Хоть на что-то сгодилась.

Неужели это ничего не изменит в моей жизни? У меня голова в звездах, рука в кошельке с деньгами. В течение нескольких недель я живу в сбывшемся сне. А что потом?

Потом я вернусь в серые будни своей привычной жизни: в кассу, к свои коллегам, к тем, кого люблю, и к этой сволочи Шассону. К сводящему с ума ритму работы, которую я уже ненавижу, к ощущению страха в животе всякий раз, как пытаюсь завести свою колымагу. И кому до этого дело?

Заново изучить свою географию

Жюли проснулась на рассвете. Первые лучи окрасили голубым темное небо. Несколько оставшихся звезд оживили в воспоминаниях увиденное ночью зрелище. Вон Венера. Море необыкновенно спокойно. Катер был почти неподвижен, только качался едва заметно, к чему она уже привыкла.

Жером тесно прижался к ней и спокойно дышал. Они с ним буквально сплелись. Наверное, их тела пахли так, как пахнет свернувшаяся клубком собака. Тот же запах, она не сомневалась. Кстати, этот запах, когда собака утром потягивается, один из самых ее любимых, он нравится ей даже больше, чем некоторые легкие цветочные ароматы. Она никогда никому об этом не говорила, опасаясь, как бы ее не приняли за сумасшедшую. Но она любит запах теплой псины. Не мокрой! Теплой!

Наверное, их тепло под вязаным шерстяным одеялом, а еще прежде

под звездами, тоже так прекрасно пахнет.

Несколько часов назад чья-то рука в ночной тьме ощупью искала путь через свитер. Эта рука, тихонько подобралась к правой груди, прежде чем ласково, но уверенно прощупать ее форму. А потом та же рука спустилась и проникла под брюки, под ее простенькие трусики, чтобы деликатно найти венерин бугор и надолго задержаться там. Быть может, на час. Будто для того, чтобы перевести его узор на свою ладонь, пропитаться его теплом, набухнуть его влагой.

Жюли ничего не сказала. В этом поступке не было ничего, кроме нежности. И конечно, глубинная потребность возобновить отношения с женским телом. Снова воспроизвести в воображении галактику женщин, чтобы не слишком блуждать во время будущего межгалактического путешествия, даже если его дата еще не назначена. Жюли не сопротивлялась, она впервые испытывала такую сладость. По какому праву она отбросила бы эту руку, прикоснувшуюся к ней так, как гладят лепесток мака, стараясь не повредить его? Как бы она посмела прервать этот драгоценный момент рискованных исканий, о чистоте которых она догадывалась? А может, и спасительности…

Она не сопротивлялась, и ей понравилась эта рука, легшая на нее с такой осторожностью.

Огромной осторожностью.

Жером зашевелился. Жюли не двигалась. Она предавалась размышлениям, думая лишь об этом катере, о волнах, о звездах, постепенно исчезающих с неба, но все же остающихся здесь. Люк тоже всегда здесь. Наверное, он ждет ее. Скоро он начнет беспокоиться. Жюли попросила Жерома вернуться. Он встал и, долго потягиваясь и поднимая руки к небу, направился в кабину. Прежде чем запустить двигатель, он подошел и поцеловал Жюли в лоб, шепнув ей на ушко, точно как накануне его отец, что для того, чтобы быть счастливым, надо совсем мало. Она поблагодарила его за звезды. Теперь она по-другому будет смотреть на небо.

Они возвращались в молчании, медленно всплывая из своей слишком короткой ночи, из своего общего тепла, из той огромной нежности, которая вдохнула в них обоих новые силы и дала каждому то, что ему было необходимо. Жерому – прикосновение к женщине. Жюли – доказательство того, что мужчина может обращаться с ней нежно.

Когда Жюли вошла в домик на морском берегу, Людовик не сразу ее приметил. Крича «Подожди, подожди!», он бежал по коридору с пластмассовой тачкой и исчез в гостиной. Жюли спросила у Поля, кому он кричит «Подожди!».

– Тачке, – подмигнув ей, ответил Поль.

Вернувшись из гостиной, малыш увидел мать и тотчас бросил тачку, чтобы прыгнуть матери в объятия и крепко стиснуть ее своими маленькими пухлыми ручонками.

– Ты где была? – спросил он.

– Среди звезд, – ответила она.

– По пвавде?

– По правде. Я привезла тебе подарок. Смотри, у меня на ладошке еще осталось немного звездной пыли. Видишь? – Она раскрыла ладонь.

– Да.

– А как ты?

– Поль вчева вечевом один ваз выигвал!